Коло Жизни. Бесперечь. Том второй
Шрифт:
– Придающие двигательно-поступательное направление деятельности мозга, – дополнил Перший, однако, голос его прозвучал недовольно.
Бога дюже тревожила та появившаяся в девочке привычка запомнившиеся воспоминания теперь постоянно обдумывать и даже переносить, смешивать с нынешней жизнью. Поступая точно, так как делал во время болезни Крушец. Впрочем, теперь Еси шла много дальше, она выуживала из увиденного отдельные фрагменты, вопросы и с постоянством выспрашивала о них, досель пока не получала четкий ответ. Перший боялся, и о том не раз толковал с бесицами-трясавицами, что перегруженный всем пережитым мозг девочки, не выдержав данного напряжения, может дать сбой.
– Еси не надобно осмысливать те воспоминания. Недопустимо
– И стану безумной, – закончила за Димурга, широко улыбнувшись, Есинька. – Но я не думаю о них… о воспоминаниях. Просто желала узнать, насчет тех девочек.
– Ох, Еси! – и вовсе ворчливо проронил Перший, отпуская из цепкой хватки своих, конической формы, перст голову девочки. – Ты, как ручеек неспешно несущий свои голубые воды, сквозь кои легко заглянуть в недра и приметить все гладко выстланное каменьями дно. Не надо стараться меня облыжничать. Ты лишь подумала, а я уже все узрел… Узнать, ты желала, – Бог самую толику качнул головой, и тем легохонько шевельнулись на ней короткие, курчавые волосы. – Не зачем те воспоминания в себе крутить пред сном. Думай лучше о ребенке и Липоксае, а не о Кали и Вещунье. Весьма худо, что ты вчера настойчиво пыталась вспомнить имена сподвижниц царицы альвов, и еще хуже, что мучила тем… – Димург резко прервался, не договорив, и много мягче добавил, – не разделяй себя и его. Не обращайся к нему. Вы одно целое. Одно. Он и ты. Только думая о себе в единственном числе ты сможешь сохранить ясность и более не допустить его болезни.
– Ты сам нас разделяешь, – огорченно откликнулась Есислава, чувствуя, что еще миг и Богу удастся, как и всегда, ускользнуть от ответа. – Но прошу тебя Перший, – дрогнувшим голосом, протянула она, – ответь на мой вопрос… Ответь, а не старайся уйти от него.
– На твой вопрос, – голос Димурга прокатился по комле низкими переливами, вроде он задумался. Этим раскатистым движением слов Зиждитель предоставлял себе возможность обдумать ответ. – То, что я говорил и говорю тебе… Спущено одной тебе и не должно дойти до людей живущих на планете Земля. Знания порой бывают вельми безжалостными, разрушительно-безжалостными и не всякий их сможет вынести… пережить. Посему они дадены лишь тебе, – юница порывисто кивнула. Перший ласково огладил ее распущенные волосы на спине, прихорашивая на них каждую кудельку. – Те девочки, которых привез Дажба, ты правильно поняла, не имели искры движения. Все функции в их мозге были заведены искусственно вызванной вспышкой, разрядом. Однако они не близки к животным, как говорила Вещунья, созданы для определенной цели, правки генетики мальчиков, да… Но они не были животными, ибо животные творения совершенно иного порядка. Несомненно, животные имеют общие коды с человеческими, как и все, что создано Зиждителями. Но животный мир существует по иным прописанным законам, чем человек. И коды, развитие мозга у них существенно отличается, имея другую структурную суть, хотя может показаться близкую к людской… А теперь все… более ничего не скажу. Думаю мне о том надобно говорить более настойчиво, – и голос Димурга и впрямь прозвучал могуче авторитарно. – Чтобы у тебя, моя девочка, не возникало желания спрашивать о том… о чем поколь рано думать.
Есислава, одначе, кажется, и не приметила пророненной неукротимости в тембре гласа Господа, и, глядя прямо в поверхность серебристо-синей стены, задумчиво вопросила:
– А кто творит животных из Богов?
– Ты, меня слышишь Еси, – достаточно строго дыхнул Перший, и, ухватив перстами ее плечики легохонько потряс, махом возвращая в действительность и выводя из задумчивости. – Вельми ты, моя бесценность, любознательна. Посему я не стану отвечать на твои бесконечно выдыхаемые вопросы, а поведу лечиться к бесицам-трясавицам.
– Нет! – Громко вскрикнула девушка и надрывисто дернулась, пытаясь и вовсе покинуть колени Бога.
Впрочем, Перший, того будто ожидая, много крепче придержал ее за плечи, не просто останавливая, но и прижимая к своей груди, да вкрадчиво молвил:
– Моя любезная… Ну, что ты, так кричишь, – голос Бога понизился до проникновенного шепота и медленно заполз в уши. Своей божественной теплотой он наполнил мозг и, видимо, заботливо глянул на притихшего Крушеца все поколь не отошедшего от той бьющей прямо в его макушку молнии Родителя.
Очи старшего Димурга заполонили черной дымкой, словно поднятой от костра, единственный глаз Есиньки и она широко открыв рот, глубоко вогнала внутрь легких воздух, чуть слышно шепнув:
– Боюсь.
– Не нужно бояться, – с нескрываемой теплотой отозвался Перший, и теперь приобнял левой рукой за спину, поддержав ее покачивающуюся плоть. – Ты должна понять главное. Родитель оплел, опутал твои органы, таким образом, абы уберечь их от гибели. Крушец, уже даже сейчас обладает божественной мощью, и она заключается в его зове. То поколь одна из самых значимых его способностей. Подавая зов, мощно-раскатистый, малецык связывается с Зиждителями, с Родителем. Он порой может передать и мощный всплеск видений. Однако зов его столь силен, что если б Крушец не прикрывал собой твой мозг, он бы этой силы не выдержал. Потому надо было тебя укрыть допрежь того, как начать лечение малецыка, ибо если ты помнишь он вельми громко кричал.
– И бился, – повышая тембр гласа, отозвалась Есислава и передернула плечами так, что по коже сверху вниз пробежали рябью крупные мурашки.
– Ежели бы Родитель тебя не прикрыл, – дополнил все также заботливо-убеждающе Перший и легкой бороздкой значимо прорезались на его лбу две горизонтальные морщинки, тонкие аки волоконца. – Крушец своим зовом разорвал твои органы. Посему тебя обезопасили от гибели… Хотя ведь больно не было? – Еси порывисто качнула головой. – Только жутко, – установил Бог. – Но днесь не больно, не жутко не будет. Бесицы-трясавицы усадят тебя на кресло, закроют здоровый глаз, чтобы ты ничего не чувствовала, не ощущала, не слышала и поправят больной. Так, что вмале ты сможешь им видеть как допрежь того.
– В тот раз я помню, Трясца-не-всипуха сказывала, – все еще не согласно протянула девушка, и, воззрившись в лицо Бога узрела те самые, так редко появляющиеся морщинки на лбу, чем-то схожие с ее полосами. – Сказывала, что орган погиб, зрение восстановить не удастся, и нужна пересадка. Что такое пересадка? Это не то, что делал Родитель.
Перший внимательно вгляделся в лицо Еси, он, похоже, огладил сиянием собственных очей кожу лица, прошелся по щекам, выпуклой, как и у него, спинке носа, полным губам, а после по лбу, что ноне был сокрыт серебряным ободом и по любовно заметил:
– Ты, очень умная девочка. Умная, наблюдательная, любознательная. – А после дыхнул слышимо для себя, словно на ином языке, – я доволен, что Крушец выбирает такие яркие личности. Выбирает и впитывает, – вслух же дополнив, – оставим все эти мудреные слова принадлежащие бесицам-трясавицам, а сами пойдем.
Бог обхватил своими могутными дланями Еси подмышки, и, сняв с колен, поставил на пол, враз малешенько выгнувшегося под ее стопами. И своим непререкаемо-властным, авторитарным тоном сказал:
– Обуйся.
Девушка еще самую толику времени медлила, успокаивая в себе страх и недовольство, а засим с присущей ей дерзостью, точно взращенной за этот короткий срок самими Зиждителями, проронила:
– А, я, знаю, кто из Богов творит животный мир. Это ты, Перший, потому на твоем венце змея. Источник собранной мудрости существ и восседает она… Она, змея, такая единожды пугающая и необходимая, которая защищая себя, может напасть, но также проявляя разумность покинуть место опасности.