Колодцы предков (вариант перевода Аванта+)
Шрифт:
Люцина тоже предпочла костер.
— Вот только из чего мы его разведем?
— В лесу полно всяких сучьев. А лес вот он, под боком.
— Э нет, темно — хоть глаз выколи. В такую темь я в лес не пойду! — решительно заявила Люцина.
— Я сама пойду. Как-нибудь ощупью отыщу сухие сучья. В крайнем случае разуюсь и сразу обнаружу шишки. Сиди здесь и жди.
Я не видела, села ли Люцина и где именно, смело направившись по скошенному лугу к лесу, стоявшему плотной и совсем уже черной стеной в нескольких десятках метров.
Пока я ощупью собирала какие-то палки и сучья, взошла луна. Стало немного светлее и не так жутко. Вернувшись к машине, я достала из багажника и надула для Люцины прорезиненный матрас, достала ручную пилку, велела Люцине распилить принесенное мною топливо и разжечь костер, а сама пошла за следующей порцией. Я успела обернуться три раза и совсем освоилась с трассой. Луна светила все ярче, кротовые норы я уже знала все наперечет, и возвращаясь в третий раз с огромной охапкой сучьев, бежала к машине чуть ли не галопом.
Люцина сидела у машины в кресле, устроенном из матраса, и поддерживала чуть теплившийся огонек в нашем костре. Бросив на землю принесенную охапку сучьев, я принялась ломать их и распиливать, чтобы разжечь наконец настоящий костер.
Оказывается, пока я бегала за топливом, Люцина тоже не бездельничала.
— Теперь я все вспомнила! — радостно заявила она. — Мне как раз не хватало только вот такой темной летней ночи и кусочка луны. А когда ты сейчас мчалась по лугу — сомнений не осталось. Тогда он в точности так же мчался, вот только леса не было. Ну и мчался малость быстрее.
— Менфшко? — сразу поняла я.
— Менюшко. Похоже, мчался именно Менюшко. А я уже до того слышала о каком-то подозрительном типе, который шляется по окрестностям и что-то вынюхивает. «Нечего ему тут шляться и вынюхивать», — сказал кто-то. Может, тот, кто как раз и гнался за этим Менюшко. А вот кто гнался — не помню.
— А откуда взялся этот Менюшко и что именно вынюхивал?
— Бели бы я помнила! — с сожалением вздохнула Люцина. — Но почему-то сдается мне, заявился он из тех мест, где жили родичи нашей прабабки.
— Тебе потому так сдается, что не так уж много в твоем распоряжении возможностей выбора — или родные места прадедушки, или родные места прабабушки. А раз посторонний Менюшко появился в родных местах прадеда — естественно, прибыл он из родных мест прабабки. Люцина, на твои воспоминания наверняка повлияли все эти наши бесконечные разговоры о предках, трупе, наших адресах.
Люцина и не возражала:
— Очень может быть. Во всяком случае теперь я вспомнила, — был такой Манюшко и очень не нравился нашим родным.
— А где родные места прабабушки?
— Где-то на Украине, под Луковым, что ли…
— Выходит, этот самый Менюшко тоже заявился с Украины?
— Может быть, за Менюшко не скажу, а вот сестра прабабушки была графиней, это я слышала в детстве, и бабушка в ранней молодости проживала у нее во дворце. Чтобы набраться хороших манер и прочее… Ага, вот что еще мне вспомнилось: бабушка была женщина властная, вспыльчивая, дед у нее был под каблуком. Помню, часто она кричала на него, а однажды, собственными ушами слышала, кричала так: «И зачем я с тобой связалась! Ничего не можешь в жизни добиться! Даже Менюшко смог бы добиться большего!»
Вот какие потрясающие вещи вспомнились моей тетке в теплую июньскую ночь, когда мы сидели у костра. Она явно оживилась, в памяти всплывали все новые подробности. Правда, не всему я верила, зная свою тетку. Той и присочинить ничего не стоило. Сколько раз, еще девчонкой, с замиранием сердца выслушивала я от тети Люцины самые невероятные россказни: то кого-то из наших предков волки сожрали вместе с лошадьми, санями и кучером, то какую-то из наших прабабок, потрясающую красавицу, прадед купил у ее родителей за десять тысяч рублей золотом. Наши предки обоего пола то и дело травились из-за несчастной любви или кончали свои жизни еще более ужасным образом, на свет массами появлялись внебрачные дети, а любимым занятием чуть ли не всех поколений наших предков было с наслаждением уничтожать друг друга. Фантазия у тетки Люцины была буйная, Менюшко выдумать ей ничего не стоило.
— Бели ты сразу не назовешь мне достоверный источник своих воспоминаний — не поверю! — без обиняков заявила я. — Откуда ты все знаешь?
— Что касается скандала, который бабка устраивала деду — слышала собственными ушами, — ответила Люцина. — А вот о Менюшко нет, не могу я тебе назвать достоверный источник Но он очень хорошо вписывается в нашу историю. Тот вынюхивал, этот, наш, тоже…
— Ты что! Тот вынюхивал еще до первой мировой войны!
— А по-твоему, раз он Менюшко, то у него не может быть детей?
— Ага, теперь вынюхивают дети…
— Почему бы нет? Сама подумай, очень даже подходит к тому, о чем говорил дядя Антоний. Возможно, наши предки что-то должны вернуть предкам Менюшки. Знаешь, в те времена много чего странного происходило, нечего удивляться. Мы ведь толком ничего не знаем.
Что ж, по-своему Люцина права. Прилизанный вполне мог оказаться потомком Менюшек и заявился сюда с целью добиться возврата своей собственности. А раз уже в самом начале на сцене возник труп, собственность должна быть не ’малая. Но при чем тут моя прабабка? Отец Франеку ясно сказал — прабабка должна помереть до того! Может, вспыльчивая, неукротимая женщина стояла стеной и не желала возвращать Менюшкам их собственность? Теперь прабабка умерла, интересно, где имущество…
— Вот Тереса обрадуется! — меланхолически заметила я. — Знаешь ведь, она болезненно честная, теперь станет переживать из-за того, что наши предки чьих-то предков обмишурили. Спать не сможет, совесть ее загложет!
— И в свою Канаду вернется нагой и босой! — дополнила Люцина. — Снимет со сберкнижки все сбережения, чтобы отдать прилизанному. Знаешь, давай-ка пока ей не говорить о наших соображениях насчет Менюшки.
Так сидели мы с теткой у костра, коротая ночь и раздумывая о наших фамильных проблемах. Где-то уже после полуночи к нам приехала патрульная милицейская машина, которую привлек с шоссе огонек в ночи. О лучшем выходе из положения нельзя было и мечтать! Проблему замены колеса дюжие милицейские мальчики решили за каких-то десять минут.