Колодцы предков (вариант перевода Аванта+)
Шрифт:
— Ну, наконец-то! — облегченно вздохнул Ольшевский.
Прочитав с его помощью все документы из шкатулки, я поверила в реальность клада. Из документов стало ясно, что прапрабабушка разбогатела внезапно, до этого наши предки и в самом деле особым богатством не отличались. А она сразу получила и громадное состояние сестры-графини, ей завещал свое состояние еще один родственник, ею было накоплено и не растрачено приданое дочери, нашей прабабушки. И все драгоценности она очень предусмотрительно спрятала в сундук, а не растранжирила.
— Ну и глупые же вы все! — сказала я представительницам старшего поколения без всякого почтения. — Правильно, небогаты были наши предки. Вот и прапрабабушка оставила одно лишь барахло…
— А Баюсиарелли! — возмущенно воскликнул искусствовед.
— Разве что один Баюсиарелли. А все остальное не ею нажито, просто повезло — досталось от других родичей. О хуторах же и мельницах даже Франек знал. А вас никогда не удивляло, что прабабушка жила в такой бедности, что от родительского богатства ей ничего не перепало?
— Потому и не перепало, что родители сами не были богаты, — с достоинством ответила мамуля.
— А хутора и мельницы Франек выдумал? Я всегда ломала голову над каретой…
— Какой каретой? — спросила Тереса.
— Известно, что прабабушка сбежала от прадедушки к своим родителям, а потом ее доставили в Тоньчу на богатой карете, запряженной четверкой лошадей. Откуда взялась карета? Выходит, у прабабушкиной мамочки были карета и четверка коней, а у прабабушки — только жалкая хата в Тоньче?
— Должно быть, прабабушку лишили наследства, — предположила мамуля.
— Да, по всему видно — так и было. Тогда другой вопрос: а что стало с богатством ее родителей? Что стало с ее приданым? Карета была, а приданого не было?
Теперь меня слушали не перебивая. Польщенная вниманием присутствующих, я вдохновенно продолжала:
— Нет худа без добра, мои милые! Ну произошла некогда в нашей семье драма, зато прапрабабушка только благодаря этому и набила свой сундук. Ведь как все могло обернуться, если бы прабабушка в свое время получила свое приданое? Ее муж прикупил бы землицы, выстроил новый, хороший дом, может, даже и карету бы завел, но ведь потом от его богатства ничего бы не осталось, вспомните о девятерых его детках… Уже к первой мировой войне все бы расползлось.
Наверное, я рассуждала убедительно, во всяком случае Михал Ольшевский вдохновенно подтверждал каждое мое слово. Мамулю и Тересу я, похоже, убедила, но Люцина агитации не поддавалась.
— Триста жемчужин! — ворчала она. — И вы этому верите?
— Что ты привязалась к несчастным жемчужинам? — рассердилась Тереса. — Больше ничего не запомнила?
— Запомнила, а как же! «Шкатулка с драгоценностями дивной итальянской работы из чистого золота!» — с презрением бросила Люцина.
— А византийский подсвечник не хочешь? — в тон ей подсказала я.
— «Кубок из венецианского стекла искусно резанный, в золотой оправе, усыпанный густо-оранжевыми топазами, темно-лиловыми аметистами и голубой бирюзой», — подлил масла в огонь Михал, процитировав фрагмент описи.
— Ох, хоть одним глазком увидеть бы такое! — мечтательно вздохнула я.
— Увидишь! Ухо от селедки! — фыркнула Люцина.
Тетя Ядя остановила нашу перепалку, задав Михалу очень важный вопрос:
— Вы так и не сказали толком, почему считаете, что сокровищ до сих пор не обнаружили?
Бросив на нее благодарный взгляд, Михал подождал, пока наша перепалка немного утихнет. Поскольку конца ей не предвиделось, решил перекричать нас и громко начал:
— Сейчас все объясню! Вы знаете, я искусствовед. Уже десять лет… да нет, что я говорю — пятнадцать лет я занимаюсь старинными памятниками прикладного искусства…
Постепенно мы все замолчали, и Михал мог продолжать уже нормальным голосом:
— Еще в старших классах школы я принялся много читать по этому предмету, много ездил по стране, изучал, собирал. А студентом все каникулы проводил за границей, все деньги тратил на поездки, но зато осмотрел все музеи мира и многие частные коллекции. А сколько читал! И специальные труды, и популярные журналы, все объявления, побывал на всех аукционах, распродажах. Могу вам дать любую справку по любому мало-мальски интересному произведению искусства — где оно в данный момент находится, что собой представляет. Конечно, самые полные сведения у меня по польскому искусству. Знаю, какие предметы вывезли из страны, какие украли, например, что один из Потоцких проиграл в 1909 году в Монте Карло…
— А что же? — вырвалось у мамули.
— Полный конский убор в стиле барокко — седло, упряжь, стремена. А какой чалдар, то есть попона! Сплошь расшитый серебром. Серебряные подковы с серебряными гвоздями. И седло, и попона украшены бирюзой и расшиты жемчугом. Один дрчак чего стоит!
— А это что такое?
— Подушка на седло. Вся покрыта искусным растительным узором, заполненным цветной эмалью — ну просто кружево! А серебряная оправа арчака тоже украшена бирюзой и чеканным орнаментом с изображением герба рода Потоцких. Все заложил в Монте Карло!
— И что же, Потоцкий отправился в Монте Карло в расписной попоне?
— Да нет, конский убор оставил дома, в Монте Карло только заложил, заочно. Деньги ему одолжил один француз, который давно охотился за Потоцким с его конским убором. Ну и дождался своего часа. А через месяц с огромным барышом перепродал все английскому коллекционеру. У меня большая коллекция таких вот сведений.
— А какое это имеет отношение к нашей прабабке и ее ценностям?
— Так я же говорю — судьба всех старинных произведений декоративного искусства по всей Европе мне известна. И могу вас заверить…