Колодцы предков
Шрифт:
– Наконец-то, – взволнованно вздохнул он. – Я вас уже обыскался!.. Наконец-то! Теперь что-то прояснится. Я ничего не скажу, объясняться будем потом, я предвижу некоторые сложности! А пока я вам просто покажу это…
Он торжественно развернул установленный на виду пакет. Как загипнотизированные, мы следили за его руками. Из под нескольких слоёв толстой бумаги показался железный сундук, из которого Михал вынул какую-то ломкую, пожелтевшую, по-видимому, очень старую бумагу.
– Это завещание, – вдохновенно произнёс он. – Завещание пани Софии Больницкой, матери Катарины Войтычко,
– Читай вслух, сынок, – торопливо сказала Люцина, – а то мои очки где-то потерялись.
– А что, Тереза снова убирала? – невольно вырвалось у меня.
– Тихо! – зашипела Тереза.
– Во имя отца и сына и святого духа, – торжественно начал Михал, и Тереза инстинктивно перекрестилась. – Я, нижеподписавшаяся София из Хмелевских Больницкая, будучи в здравом уме, но после долгой жизни, приближаясь из-за болезни к царству небесному, в присутствии благородного пана нотариуса Бартоломея Лагевки, настоящим сообщаю свою последнюю волю…
Ошеломлённо и безмолвно мы вслушивались в необычные фразы. Прабабка, царствие ей небесное, отписывала гигантское наследство потомкам своей старшей внучки, полностью забыв о своей дочери Катарине. Единственными потомками этой внучки были моя мамуся и две её сестры…
Добравшись до конца завещания, Михал Ольшевский одним духом прочитал ещё несколько документов, касающихся нашей семьи. Наконец, он замолчал и посмотрел на нас гордым взглядом победителя. В комнате воцарилась звенящая тишина.
– Наконец-то Франек успокоится, – внезапно произнесла тётя Ядя. – Теперь хоть ясно, что он сторожит.
– Ничего не понимаю, – недовольно отозвалась моя мамуся. – Здесь убивают за прабабкины усадьбы? За эти мельницы?
– Скорее, из-за винокурни, – пробурчала Люцина.
– Подождите! – вдруг оживилась Тереза. – Из этого же явно следует, что это не мы должны что-то кому-то отдать, а нам, так? Ну скажите же, так или нет?
– Ну, так… Похоже, что так…
– И мы никому ничего не должны? Слава богу! А то мне это уже надоело!…
Михал Ольшевский сорвался с кресла.
– Как вы можете?! – крикнул он со смертельной обидой. – Какие ещё усадьбы, об усадьбах и речи не было!..
– Как это? Вы же сами читали нам завещание прабабки, – удивлённо перебила моя мамуся. – Зачем же убивать, если все национализировано…
– Да ведь не это важно! Черт с ними, с усадьбами и с винокурней! Вы что, совсем не слушали? Сундук!!!
– Какой сундук? – заинтересовалась Люцина.
Михал Ольшевский отчаянно застонал, схватил завещание и заново зачитал фрагмент, касающийся окованного сундука, полученного Бартоломеем Лагевкой на хранение. В сундуке должны были лежать разные ценные вещи и пятнадцать тысяч рублей золотом.
– И что стало с этим сундуком? – спросила моя мамуся.
– Давным-давно сгинул, – убеждённо ответила Люцина. С того времени прошли две мировые войны…
– И одна революция, – ехидно подсказала я.
– Две революции, – нервно поправил Михал. – Какая разница? Это не имеет значения…
– Сынок, опомнись, – с жалостью произнесла Люцина. – Что могло сохраниться за две войны и две революции! Давно все разворовали!
Михал Ольшевский разволновался настолько, что начал глотать части предложений и даже слов:
– Во-первых, нота… В тридцать …вятом… году! – кричал он. – Лежало, как и лежит! Согласно во… во-вторых! Вот так! Я знаю! Ни на каких рынках! Не было!…
– Дайте ему воды, а то у него судороги начнутся, – забеспокоилась Тереза.
– Зачем вы его расстраиваете, – упрекнула их тётя Ядя. – Дайте ему договорить. Пусть он расскажет все, что знает.
– Ну ладно, пусть скажет, – согласилась Люцина. – Я во все это вообще не верю, но пусть будет так, как он хочет.
Михал Ольшевский, пытаясь обрести дар речи, вытягивал из сундука и разбрасывал по столу документы. Он схватил стакан Терезы с остатками чая и залпом выпил. Поперхнулся, отдышался, собрался, разложил бумаги в нужном порядке и вновь приступил к объяснениям, пытаясь подавить охватившее его волнение.
Из повторно прочитанных бумаг неумолимо следовало, что таинственный сундук две революции и одну войну выдержал. Оставался вопрос второй войны. Михал Ольшевский упёрся, что сундук должен был выдержать и вторую, поскольку ни один из содержавшихся в нем предметов никогда не увидел дневного света. Ни один из них никто не продавал и не покупал. Ни один нигде не появился. Сундук должен где-то лежать нетронутым и все тут!
– Что это вообще за предметы? – раздражённо спросила Тереза.
– Ну, наконец-то! – победно выкрикнул Михал. – Наконец-то! Сейчас вы убедитесь…
Он схватил очередную бумажку очень большого формата, частично порванную и будто изъеденную молью.
– Монет золотых и серебряных разных, две тысячи штук, в том числе византийских, давно не используемых, – довольно объявил он. – Это нумизматическая коллекция высшего класса!.. Вот, пожалуйста… Подсвечник золотой, семирожковый, весом в пуд с четвертью, украшенный каменьями и зеленой жемчужиной грушевидной формы в основании, выкупленный триста лет назад у рода неких Ожинов, добытый во время крестовых походов, одна штука… С зеленой жемчужиной, обратите внимание. Такие подсвечники есть, но как раз с зеленой жемчужиной ни одного… Кубков серебряных, изготовленных по заказу графов Лепежинских при жизни короля Батора, с оленями, на ножке в форме рогов, три штуки… Сервиз серебряный, на пятьдесят восемь персон, исполненный краковским ювелиром в 1398 году от Рождества Христова, со сценами охоты… Шкатулка для драгоценностей из чистого золота, в итальянском стиле, с искусной резьбой…
– Он с ума сошёл? – удивилась Люцина. – Сынок, ты что читаешь?
– Изготовленная для короля Зигмунта Августа, – продолжал по инерции Михал, – украшенная кораллом, купленная у князей Радзивиллов. Старинный головной убор, выполненный из трехсот жемчужин…
– Что вы читаете, – подозрительно прервала его Тереза. – Это должно быть в сундуке?
– Наверное, это описание какого-то древнего клада, – неуверенно предположила тётя Ядя.
– Ничего подобного! – энергично запротестовал Михал. – Это как раз то, что вы наследуете! Предметы, оставленные внучке пани Софией Больницкой! Содержимое этого сундука!