Колодцы предков
Шрифт:
– Чепуха! – презрительно провозгласила Люцина. – Полный вздор! Головной убор из трехсот жемчужин!.. Идиотизм. В этой семье никогда ничего подобного не было.
– Откуда вы знаете? Это все спрятано!
– Да где там, – скептически произнесла моя мамуся. – Наша семья никогда не была такой богатой.
Мне стало нравиться происходящее. До сих пор я слушала в некотором оцепенении, пытаясь разгадать причины, по которым этот чужой парень так горячится. Теперь все прошло, я поняла интерес Михала Ольшевского, как-никак искусствоведа.
– Замолчите! –
– Ну, наконец-то! – облегчённо вздохнул Михал.
– А я в эти бредни не верю, – уведомила нас Тереза.
Повторно просмотрев при помощи Михала все документы, я стала на что-то надеяться. Из них следовало, что не столько семья, сколько прабабка обогатилась, как-то внезапно и без видимых последствий. Наследство от графини, наследство от родственника, приданное прабабки… Все, что было, она запихала в сундук, благодаря чему все это не растранжирено…
– Дурочки, – сказала я без всякого уважения. – Конечно, семья была не богатой, от самой прабабки осталось какое-то барахло…
– Баччиарелли! – выкрикнул с обидой Михал.
– А что такое один Баччиарелли по сравнению со всем остальным! Пара каких-то мелочей, а все остальное – это побочные наследства, которые прабабка вообще не трогала. Кроме того, усадьбы и мельницы были настоящими. Франек их помнит. Вас никогда не удивляло, что прабабка ничего не получила от предков?
– У неё ничего не было, потому что не было у предков, – гордо ответила моя мамуся.
– Значит, усадьбы Франек выдумал? Я всегда думала, что кроется за этой каретой…
– Какой каретой? – неуверенно прервала Тереза.
– Все знают, что прабабка смылась от прадеда и потом была привезена в Тоньчу в карете с четвёркой коней. Так откуда карета? Из этой нищеты? По-моему, что-то в этом есть, раз у матери прабабки была карета с четвёркой коней, а у прабабки эта халупа в Тоньчи…
– Бабку лишили наследства, – неуверенно объяснила моя мамуся.
– То-то и оно. А с имуществом предков что стало? И с её приданым? Карета была, а приданого не было?
– Она очень мудро рассуждает, – похвалила меня тётя Ядя.
– Кажется, что всего этого много только потому, что прабабка все хорошо спрятала. Подумайте, что бы произошло, если бы прабабка получила своё наследство вовремя, что бы от него осталось? Прадед докупил бы земли, построил большой дом, может, расстарался бы о карете, а потом все разошлось бы по девяти детям. Ещё до первой мировой войны стало бы расходиться…
Агитация мне удалась, Михал Ольшевский одобрительно кивал головой, моя мамуся и Тереза начали сомневаться, но Люцина была непоколебима.
– Триста жемчужин! – презрительно фыркнула она. – Как же!..
– Дались тебе эти триста жемчужин! – разозлилась на неё Тереза. – Триста жемчужин да триста жемчужин! Ты там больше ничего не заметила?
– Золотая шкатулка с резьбой в итальянском стиле! – вспомнила Люцина с ещё большим пренебрежением. – Византийский подсвечник! Фи!..
– Бокал венецианского стекла, украшенный резьбой и оправленный в золото, – дерзко напомнил Михал.
– Такой, как Любомирский разбил о свою голову, – добавили я. – Хотела бы я увидеть нечто подобное…
– Увидишь! – сварливо фыркнула Люцина. – Ухо от селёдки!
Тётя Ядя опять попробовала вмешаться:
– Да подождите же, пусть он расскажет все до конца. Почему вы считаете, что это ещё никто не украл? Откуда вы это знаете?
Михал благодарно посмотрел на неё и подождал, пока другие перестанут ссориться.
– Сейчас я все объясню, – сказал он поспешно. – Как я сказал – я искусствовед. Десять… нет, пятнадцать лет я интересуюсь антиквариатом, исследовал, осматривал… Потом все каникулы я проводил за границей, наработался как вол, но не в том дело… Я осмотрел все музеи, все доступные частные коллекции, собирал все сведения об аукционах, распродажах, наследствах, сейчас я в состоянии рассказать вам, где что находится по всему миру. А лучше всего я знаю, что было в Польше, что украли и вывезли, что Потоцкий проиграл в 1909 году в Монте-Карло…
– И что он проиграл? – вдруг заинтересовалась моя мамуся.
– Серебряную упряжь для коня в стиле барокко, украшенную бирюзой и жемчугом. Упряжь и седло. Это он и оставил.
– Он поехал в Монте-Карло с упряжью в стиле барокко? – недоверчиво поинтересовалась Тереза.
– Ради бога! Он её оставил дома, а деньги ему дал один французский торговец, который давно поджидал удобного случая. Месяцем позже все перешло в собственность одного английского коллекционера. Подобную информацию я собираю много лет…
– Ну, хорошо, – остановила его Люцина. – А какое это имеет отношение к делу? К сундуку нашей прабабки?
– Я же рассказываю. Я знаю судьбу всех шедевров по всей Европе и большей части во всем мире. И могу сказать…
Михал остановился. Он посмотрел на нас, поднялся с кресла, немного помолчал и наконец очень торжественно закончил:
– Пожалуйста… Со всей ответственностью я могу вам сказать, что ни один из упомянутых предметов нигде не появлялся. Совсем нигде. И никогда. Никто о них даже не упоминал. А означать это может только одно… Это может означать только то, что ни у кого этого нет. Все эти сокровища до сих пор лежат в сундуке, как и много лет назад. В целости и сохранности!…
Мы смотрели на него заворожённо и несколько туповато, смысл его слов доходил до нас постепенно, с некоторым сопротивлением. Если он говорил правду… Если не преувеличивал своих знаний… Действительно, существовала возможность, что наследство прабабки, в отличном состоянии, до сих пор лежало где-то в безопасном месте и ожидало наследников…
– Ну, знаете… – возбуждённо прошептала тётя Ядя.
Люцина очнулась первой.
– Где там! – скептически фыркнула она. – Дудки! Может оно и лежит целое, но мы этого не получим, это точно. И вообще, вздор!