Колодец пророков
Шрифт:
Все было кончено.
Августа посмотрела на президента Глахуну. Он бледнел, растворялся в лунном свете, как ирреальное существо, из сновидения вышедшее и в сновидение же возвращающееся. Августа увидела в глазах Глахуны уже нечеловеческую тоску, неизбежно сопровождающую переход в мир, где нет смерти, но нет и жизни.
– Скажи ему, принцесса, что он будет следующим, – расслышала Августа гаснущий в астрале, лишенный эмоций голос президента Ираклии. – Ты, принцесса, никогда не сумеешь родить, потому что можешь зачать только от смерти. Но смерть, принцесса, в мире, который я покидаю, а ты пока остаешься – бесплодна, как свет погасшей
O
Известие о смерти генерала Сака навело Илларионова на мысли об иллюзорности, а точнее, о некоей искусственности, если не сказать ложности задаваемых параметров земной славы. Илларионов-старший, помнится, однажды заметил, что слава и смерть – сестры. Слава тоже (только не по левую, а по правую руку) ходит следом за человеком всю его жизнь, но, в отличие от смерти, вовсе не стремится во что бы то ни стало к нему прикоснуться. Потому-то подавляющее большинство людей умирают не прославленными. Из двух сестер, таким образом, слава представлялась куда более привередливой и разборчивой.
Но не менее своевольной и несправедливой по отношению к человеку.
Если для смерти не было ничего слаще, чем прикоснуться к человеку в канун ожидаемого исполнения желаний, утоления страстей в момент взлета, когда человек мнит себя равным Богу, для славы обычным делом было возвысить человека не за то, что тот полагал в своей жизни главным, чем гордился, а (в лучшем случае) за второстепенные дела – видимые следствия невидимых причин. В худшем же – за в высшей степени вынужденные поступки, являющиеся, так сказать, негативом воли прославленного.
Илларионов впервые услышал о генерале Сактаганове ранней зимой 1991 года. Тогда единственный в истории гулийского народа советский генерал командовал базировавшейся на Украине эскадрильей стратегических бомбардировщиков.
Эскадрилья с ядерными и обычными бомбами на борту находилась в воздухе на боевом дежурстве (облетала по периметру западную границу СССР), когда радист случайно поймал хвост разговора по спутниковой связи между помощником президента России и кем-то из американского посольства. Из разговора следовало, что в ближайшие часы будет подписано соглашение о выходе России, Украины и Белоруссии из состава СССР, то есть о прекращении существования СССР как единого государства.
Генерал Сактаганов – он лично пилотировал ведущую машину – немедленно приказал эскадрилье изменить маршрут, приготовиться к прицельному – обычными бомбами – бомбометанию по пансионату ЦК Белорусской компартии в Беловежской Пуще.
В тот день – день исчезновения «ядерного» чемоданчика – в России не было наземных и воздушных сил, способных помешать генералу осуществить задуманное. В войска, расквартированные на Украине и в Белоруссии, шли противоречивые, взаимоисключающие распоряжения. Во второй половине дня военная связь между ними и Москвой вообще была прервана.
Лететь до цели эскадрилье оставалось примерно час. Атаковать истребителями или ракетами «земля-воздух» начиненные ядерными и обычными бомбами тяжелые бомбардировщики Ту-203 было чистым безумием. Главком ПВО Западного военного округа вышел через спутник на министра пока еще союзной обороны. Министр связался с президентом СССР. Тот лично переговорил с генералом Каспаром Сактагановым, ведущим эскадрилью ТУ-203 над неприютным заснеженным Полесьем. Присутствовавшие при разговоре утверждали, что, внимательно выслушав монолог первого и последнего президента СССР, генерал Сак послал его на х…
Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы поднятый с постели генерал Толстой не распорядился применить абсолютно засекреченное, а потому явившееся полной неожиданностью для пилотов Ту-203 атмосферное метеорологическое оружие.
Когда ведомая генералом-гулийцем эскадрилья вышла на цель, Беловежская Пуша оказалась затянутой тройным слоем облаков. Над Белоруссией разразилась невиданная – с шаровыми молниями – зимняя гроза. На бомбардировщиках немедленно отказала практически вся электроника. Генерал Сактаганов отдал приказ самолетам уйти из-под грозового фронта, возвращаться на базу. Свою же машину посадил на базе морской авиации под Клайпедой. Базу уже не первый месяц пикетировали объявившие себя независимыми литовцы. В тот зимний день, точнее, вечер они прорвали оцепление и носились по взлетно-посадочной полосе, выкрикивая угрозы небу и размахивая желто-зелено-красными знаменами.
Внезапно появившийся в небе в реве двигателей и свете прожекторов, как трубящий ангел мщения поруганного СССР, бомбардировщик генерала Сактаганова, надо думать, немало их перепугал.
Командир базы успел получить шифровку, предписывающую задержать опасного государственного преступника, но не сумел, а может, не захотел выполнить приказ вышестоящего начальства, которое в свою очередь не разрешало ему применить силу, чтобы защитить базу от бесчинствующих литовцев.
Следы генерала Сактаганова затерялись в Литве.
Разорванный в клочья (если верить сообщению службы новостей) прямым попаданием танкового снаряда, генерал Сактаганов прославился (вошел в историю) как злейший ненавистник и разрушитель России, хотя в действительности оказался единственным военным, пытавшимся спасти СССР, за что, собственно, и был объявлен опасным государственным преступником.
Генерал Толстой по прошествии времени рассказал Илларионову, как был изумлен президент СССР, когда узнал про секретное метеорологическое оружие, с помощью которого удалось шугануть из белорусского неба обезумевшего гулийского орла. Уступая престол российскому коллеге, союзный президент потребовал в обмен на ядерную кнопку документацию на метеооружие и право на продажу «ноу-хау» американцам. Российский президент с утра тяжело соображал, а потому согласился. Как он объяснял потом (когда уже ничего нельзя было изменить), он думал, что речь идет о воздушных шарах – аэростатах, – с которых из специальных пушек снайперы в тулупах и меховых ушанках расстреливают облака. Приближенные берегли его здоровье. От российского президента (в особенности от его семьи) скрывали цену, которую получил за метеооружие бывший союзный президент. В сравнении с ней, деньги, полученные за вывод из Германии советских войск, были сущими чаевыми.
…Когда Илларионов предложил генералу Толстому поступить так же, как некогда американцы с метеооружием, – купить у Джонсона-Джонсона «ноу-хау», позволяющее программировать и получать нужные результаты выборов, старик горько рассмеялся: «Сынок, невозможно приобрести новое в обмен за старое, живое за отжившее, качество за количество. Да, конечно, конец света подготавливается с помощью денег, но благая весть о его конкретной дате за деньги не покупается…»
– За что же она покупается? – поинтересовался Илларионов, смутно чувствуя правоту генерала Толстого.