Колодец старого волхва
Шрифт:
— Мы их, стало быть, будем от степи оборонять, а они нам только кланяться! — насмешливо сказал Радча.
— А чего и ждать? — ответил ему Обережа. — Коли обложат печенеги Киев, мы им без дружины тоже ничем не поможем. Одни боги всем помогут…
Медвянка убежала. Зайка тоже соскучилась в темной полуземлянке волхва и тянула Радчу погулять. Простившись с волхвом и Галченеи, они вышли на улицу, дошли до башни и поднялись на забороло.
Работы уже были закончены, по стене Прохаживались дозорные, поглядывая по сторонам и особенно — на юго-восток, откуда надо было ждать беды. У каждой скважки стояли вооруженные гриди, внутри городских стен, на улицах, везде виднелись шалаши и повозки беженцев, ветер доносил запах дыма
Зайка и здесь пыталась прыгать, но держалась за руку Радчи. Она часто бывала на забороле и привыкла к высоте, но все же робела — уж очень маленькой она казалась себе, видя такие огромные просторы.
— А где теперь наш князь? — приставала она. — Он уже до чуди дошел? Или нет? А после чуди что?
— А ничего, — вяло отозвался Радча. На сердце у него было сумрачно, разговаривать не хотелось. — Край света там.
— А князь знает, что там край света? А вдруг не знает? Вот разгонится, доскачет до края, да и бух вниз — да вместе с конем! И летит, летит… Ой смотри, смотри! — вдруг вскрикнула Зайка и всей тяжестью повисла у Радчи на руке.
В голосе девочки был нешуточный испуг, и Радча вскинул голову. Вдалеке разгорался язычок пламени. Издалека он казался маленьким, но все знали что это горит огромный костер, разложенный на дозорной башне крепости Витичев, стоящей ниже по Днепру, над бродом. На башне Витичева зажгли огонь — это означало, что к витичевскому броду подошли печенеги.
Какие-то мгновения Радча и Зайка молча смотрели на огонек вдали, и оба понимали, что это значит. Зайка закусила губу — от испуга и сознания важности происходящего ей не хотелось болтать, она вдруг почувствовала себя взрослой и серьезной. Радча прижал ее голову к своему боку, словно хотел защитить от далекой еще опасности. Зайка обхватила его руками и зарылась лицом в его рубаху.
На забороле, внизу, в городе, почти разом поднялся гомон, оттуда неслись женские причитания, скрип колес последних въезжающих в Белгород повозок, крики у ворот, грохот окованных железом воротных створок. Учащенно дыша, Радча не сводил глаз с мигающего вдалеке красного глазка и думал одно: вот он, Змей Горыныч. Он идет, уже видно пламя, полыхающее в его жадной пасти. Орду давно ждали, но только сейчас, увидев огонь, знаменовавший ее настоящее появление, Радча понял: до сих пор он все-таки надеялся, что этого не случится, что тревоги окажутся напрасны. Но судьба не помиловала город-щит — Змей Горыныч появился грозным черным облаком из степных далей и полз прямо на него.
Часть вторая
БИТВА СО ЗМЕЕМ
Печенеги подошли к городу ночью. Наутро все пространство под стенами было черно от чужих шатров, кибиток с двумя или четырьмя колесами, человеческих фигур в непривычной одежде. В набег двинулась целая орда под водительством хана Родомана. Составлявшие орду пять многолюдных родов, имевшие каждый своего меньшего хана, поставили свои кибитки большими кругами, расположив их со всех сторон вокруг белгородских стен. Окружавшие город овраги мешали печенегам подойти близко, и они устроили свой стан на некотором удалении, на более ровных участках, не жалея и даже не замечая затоптанных огородов. С самого рассвета на забороле собралось столько народу, сколько могло поместиться, и внизу тихо гудела толпа. Каждому хотелось увидеть своими глазами опасность, о которой столько думали.
— А где же Змей? — спрашивала Зайка у отца, недоуменно и испуганно оглядывая кибитки и костры. Ей думалось, что к Белгороду, как в бабкиной басне, и вправду приползет многоголовое чудовище с огнедышащей пастью и обовьется чешуйчатым телом вокруг стен.
— Вот он и есть, проклятый, — ответил Надежа, не улыбнувшись и не сводя глаз со стана.
Зайка больше ничего не спросила, но была разочарована. На Змея было бы хоть поглядеть любопытно, а тут — одна тоска. Девочка еще не понимала, чем грозит ей орда, но суровые и бледные лица взрослых, даже отца, которого она привыкла видеть веселым, нагоняли на нее тоску и страх. Выглядывая в скважню, она увидела, как один из этих чужих людей рубит березку на опушке рощи, где она часто гуляла с сестрой, собирала землянику. И вот тут Зайка поняла, что туда, в рощу, им больше нельзя. Теперь это не их земля, а этих темнолицых чужаков.
Перед полуднем от печенежского стана отделилось несколько всадников и поскакало к закрытым воротам города. Ханские посланцы были смуглы, черноволосы, безбороды, покрыты остроконечными шапками с меховой опушкой, одеты в яркие разноцветные шаровары и халаты из восточного шелка, с длинными полами и короткими рукавами, из-под которых виднелись яркие рубахи. На поясах их висели длинные, почти прямые сабли в богатых ножнах, отделанных серебром и бирюзой, в ушах блестели золотые серьги. Вся эта пышность предназначалась для того, что запугать противника, показать воинскую удачу и доблесть Родомановой орды. Но и издалека со стены можно было разглядеть, что печенеги возле кибиток, которым сегодня не досталось быть посланцами, одеты в потертые кожи и шкуры и ярких шелков ни на ком больше нет.
Белгородцы смотрели на приближающихся посланцев со смешанным чувством ненависти и надежды. Как раньше они чинили вал и надеялись, что набега все-таки не будет, так и теперь хотели верить, что орда потребует небольшую, посильную дань. Но в душе каждый понимал несбыточность этой надежды. Никогда еще степняки не довольствовались малой данью. Самое лучшее, на что можно было надеяться, что орда удовольствуется только серебром, хлебом и скотиной, а не потребует людей.
Подскакавший к стене первым в знак мирных намерений держал в руке зеленую березовую ветку.
Стоявшая рядом с Медвянкой Сияна с тревожным любопытством разглядывала сверху его остроконечную шапку с лисьим хвостом, ярко-желтые шаровары, смуглое лицо с выступающими скулами и узкими глазами. Несмотря на отговоры няньки, Сияна хотела видеть орду и на этот раз настояла на своем. Этот узкоглазый степняк показался ей отвратительным, как змея или другой мерзкий гад, чудом умеющий говорить и оттого еще более противный — как оборотень!
В памяти Сияны ожили рассказы о битве Перуна со Змеем — бог-громовик победил лютого разорителя и освободил полоненных людей. И вот теперь они оказались в кольце орды, — отчего же Небесный Витязь сейчас не возьмется за свое золотое копье? Сияна подняла глаза к небу, но ясное небо молчало, огненные копья молний не сыпались на черное степное племя. Сияна смотрела в сторону Киева, но стольный город терялся вдали, оттуда не спешила помощь. Даже князь покинул их, и чувство беззащитности подавляло и угнетало ее, как и всех белгородцев.
— Урод какой! — сказала Сияна Медвянке, неприязненно глядя на посланца. — И какая земля такое племя породила? И как только наша земля их носит?
— Они не все такие, — ответила боярышне Медвянка, с тайной гордостью вспоминая встречу со степняками по пути из Мала Новгорода. — Они все ликами разнятся. Бывают такие, что от наших не отличить, только чумазые, как горшки закопченные.
Жизнерадостный ум Медвянки не мог так сразу осознать пришедшую беду, и невиданное зрелище орды под стеной вызвало у нее более любопытства, чем страха. Однажды она уже встречалась со степняками и благодаря тогдашнему счастливому исходу верила, что и теперь все будет хорошо.