Колокол, мельница, хлопковый мед
Шрифт:
Если бы в тот момент меня спросили, как он выглядит, я отвечала бы оборотами типа «как бог», «как суперзвезда», «как совершенство». Но, к счастью, я пишу эти слова, уже в значительной степени придя в себя. И теперь, если быть беспристрастной, на пороге замка Харди меня встретил лишь фантастически привлекательный мужчина: достаточно, но не слишком высокий, стройный, но не худой, с широкой грудью и сильными руками под свитером, но явно не качок, с аккуратной бородой и сияющими глазами.
Но больше всего меня поразила его улыбка, а если быть до конца честной, само ее наличие. Я поймала себя на мысли, что с моего приезда
– Добрый день! – проговорила я одним из своих самых дурацких голосов, которые включаются у меня в неловких ситуациях.
– Сильно ушиблись? – спросил он, кивнув на фонтан.
Я пожала плечами, пытаясь сказать: «Ерунда, ничего особенного», но, скорее, это выглядело как: «Понятия не имею». Почти скрытый смешок в бороду и приглашение войти.
Когда дверь за мной закрылась, мужчина протянул мне руку и наконец представился:
– Генри Харди. Хотя вы, наверное, уже догадались.
Он улыбнулся снова обезоруживающе совершенно. А то, что выглядел он непринужденно в этом потрясающем замке, делало его еще обаятельнее.
– Маделин Стоун, – я тоже представилась с фамилией, хотя в прихожей этого дома хотелось добавить еще несколько званий, как у Дейенерис Таргариен.
Насколько снаружи замок выглядел холодным, неуютным и нежилым, настолько же мягким и теплым он казался внутри. Позже Генри скажет, что это оттого, что я тогда замерзла, а в доме ничего особенного, но нет. Он был настоящей викторианской сказкой: деревянные полы и лестницы, накрытые вишневыми с рисунками коврами, огромные часы, которые тикали одновременно в нескольких помещениях. Необъятных размеров холл показывал высоченные лестницы и переходы с перилами, которые уходили куда-то в темноту потолка центральной башни. Повсюду хаотично, но при этом с каким-то особенным порядком были развешаны картины и расставлены крошечные столики, банкетки, кресла, настольные и напольные вазы, статуэтки из различных материалов, цветы, живые и нет, стойка для зонтиков-тростей, бесконечные шкатулки, большие и маленькие зеркала, множество комодов, с запертыми наглухо выдвижными ящиками.
Я так и зависла, рассматривая все это, как турист в кафедральном соборе. Генри не торопил меня, хотя через пару минут спросил:
– Мисс Стоун, я нечасто встречаю гостей, тем не менее могу ли узнать цель вашего визита?
Он как будто создан был, чтобы я чувствовала себя нелепой.
– Да-да, конечно! Мистер Харди…
– Генри, – поправил он меня.
– Генри, – кивнула я так радостно, словно он пригласил меня пожить в своем потрясающем доме. – Я…
И тут же я поняла, что мой повод прийти и познакомиться с ним немедленно может разрушить всю магию, которая уже расправляла плечи в моем сознании.
Генри устало улыбнулся:
– Вы журналистка, мисс Стоун?
– Нет-нет-нет! – горячо запротестовала я. – Я… писательница.
Он устало закрыл глаза.
– Прошу, выслушайте, – заторопилась я. – Я не планирую как-то очернять вас или вашу семью…
– Это и невозможно, мисс, – в очередной раз перебил меня он.
Я грустно оперлась о ближайшую стройную деревянную колонну, которая преступно зашаталась под моей тяжестью. Прежде чем я потеряла равновесие и успела снести симпатичную напольную вазу с сухими цветами, Генри подхватил меня и усадил в кресло. Убедившись, что я в порядке, он спросил:
– Чего вы хотите?
Я попыталась максимально стать собой, потому что, кажется, любое мое притворство он раскрыл бы еще до того, как я начала говорить.
– Я пишу книгу. Ну, это логично, – я закатила глаза. – Узнала о трагедии вашей сестры, вашей семьи. Приехала сюда. Надеялась с вами поговорить, узнать из первых уст, так сказать. Теперь понимаю, что идея, видимо, была так себе, – я развела руками. – Но если вы позволите мне рассказать миру правду о том, что случилось с вашей сестрой, возможно, это будет то, чего она действительно была достойна. Раз уж случилось то, что случилось, может, хотя бы память о ней будет честной, а не жуткой.
Я даже себя убедила, что мне интересна жизнь и смерть Джинни Харди, а не ее призрак и пропавшие мальчики. Было ужасно неудобно поднимать глаза на Генри, который ни звука не издал, пока я, жалко сидя в кресле в своей необъятной парке, врала напропалую.
– Откуда вы узнали о моей сестре? Вы явно не из Холмсли Вейл.
Да что же тут нужно носить, что не кричало бы: «Чужак»?
– Мне пришло письмо, – хоть тут врать не пришлось.
– О моей сестре?
– В целом, да, – не моргнув глазом, ответила я. – Я запустила конкурс на поиск нового сюжета. История вашей сестры была одним из предложений.
– Выиграла?
Я услышала усмешку, пожала плечами и наконец посмотрела на Генри. Глаза у него улыбались, а я снова начала терять способность мыслить здраво.
– Ладно, – он отлепился от стены и пошел куда-то, – пойдемте, поговорим. Вы, наверное, замерзли. Будете чай или, может, я сварю глинтвейн, что скажете? Куртку можете оставить в том же кресле, а тапочки взять у входа: зимой прошу гостей разуваться, замена промокших половиц в этом доме – занятие очень хлопотное, если не сказать невыполнимое.
Я радостно поспешила найти себе удобную пару по размеру, скинуть тяжеленную парку и заглянуть в ближайшее зеркало.
Хозяина я нашла на кухне, которая своими размерами отправила меня прямиком в «Аббатство Даунтон»: светлая плитка по стенам и полу, развешанные приборы и посуда, отливающие медью, чистые столешницы, две металлические мойки, огромный деревянный стол в центре, окруженный высокими стульями, на которых можно было бы разместить десяток человек.
Генри поставил чайник на газовую плиту и теперь делал тосты. Я смотрела на него завороженно, на несколько секунд позабыв, почему я здесь. Мне хотелось пить с ним чай и молчать или говорить о чем-то несущественном, а не о самоубийствах и исчезновении детей.
– Вы живете здесь один?
Такие вопросы без стеснения выдают одиноких девушек. Затылок Генри, на секунду замершего, показал мне, что и он об этом знает.
– Да, один.
– Я в смысле: может, кто-то помогает вам смотреть за домом? Он очень большой.
Генри наконец повернулся и поставил передо мной тарелку с тостами с маслом и сыром.
– Да, конечно, у меня есть помощники. Дом действительно отнимает много времени и сил, я бы не справился один. Ну и на наших конюшнях работает несколько человек. Они в минутах пятнадцати-двадцати отсюда, – он махнул рукой в окно в сторону от деревни. – Ездите верхом?