Колокол по Хэму
Шрифт:
Хемингуэй подпер голову рукой.
– Черт возьми, это был прекрасный катер. Помнишь его носовой прожектор, встроенный в планшир? А маленькую статуэтку русалки? А приборы, спроектированные тем самым конструктором, который строил в двадцатых роскошные малые суда „Гар Вуд“? А его штурвал „дейзенберг“ и…
– Хватит, – перебил я. – Меня уже тошнит.
Хемингуэй кивнул, все еще поддерживая голову ладонью.
– Что ж, Том – щедрый человек и настоящий патриот.
Если это не поможет нам вымолить прощение, останется
В понедельник 31 августа, когда я сидел в постели, хлебая остывший суп, во флигель вошел Хемингуэй.
– К тебе два посетителя, – сказал он.
Надеюсь, мой взгляд не выразил ровным счетом ничего.
– Британский хлыщ и карлик в двухсотдолларовом костюме, – добавил писатель. – Я сказал им, что они могут поговорить с тобой, но с тем условием, что я буду присутствовать при беседе.
– Меня это устраивает, – ответил я, ставя поднос на прикроватный столик.
В комнате появились еще два кресла, и после взаимных представлений Хемингуэй велел мальчику-слуге принести всем по бокалу виски. Дожидаясь его, мы болтали о пустяках. Я заметил, что Хемингуэй оценивающе присматривается к гостям, а командор Ян Флеминг и Уоллес Бета Филлипс, в свою очередь, к нему. Британец и карлик, казалось, остались довольны тем, что увидели и услышали; Хемингуэй продолжал терзаться сомнениями.
– Мы так рады, что ты остался в живых, старина, – уже в третий раз повторил Флеминг. История с моим ранением начинала мне приедаться.
– Значит, мы можем поговорить о том, как и отчего все это случилось? – спросил я.
Флеминг и Филлипс посмотрели на Хемингуэя.
– Не стесняйтесь, – произнес тот натянутым тоном. – Я его друг. К тому же я и сам набил несколько шишек и синяков. – Он прикоснулся к своей забинтованной голове. – И хотел бы знать, ради чего.
Гости переглянулись и кивнули. Было жарко, я потел в пижаме. На Хемингуэе были мешковатая рубашка, шорты и сандалии, но и он взмок от испарины. Ян Флеминг маялся в своем шерстяном „тропическом“ блейзере, который выглядел именно шерстяным, но уж никак не тропическим. И только Уоллесу Бета Филлипсу зной был нипочем. Лысый коротышка казался таким подтянутым, безупречно сшитый костюм сидел на нем так ладно, как будто в комнате царила сухая прохлада, а не влажная жара.
Я решил еще раз представить посетителей, чтобы Хемингуэй лучшее уяснил ситуацию.
– Ян работает с ребятами из британской М16, – сообщил я. – Он сотрудничал с БКРГ Уильяма Стефенсона в нашем полушарии.
Длиннолицый британец учтиво поклонился писателю и раскурил сигарету. Я заметил, что при виде длинного мундштука Хемингуэй нахмурился.
– Господин Филлипс прежде служил в BMP, – продолжал я, – а теперь он работает у Билла Донована в КСК.
– Теперь она называется ОСС, Джозеф, – негромко поправил меня Филлипс.
– Да. Я оговорился. Но мне казалось, что
– Так и есть, – ответил коротышка. Его улыбка вызывала у меня совершенно иные чувства, нежели кривая ухмылка Дельгадо, – она помогала мне расслабиться и внушала симпатию к Филлипсу, а когда улыбался Дельгадо, мне хотелось убить его.
„Своим возвращением вы обязаны Хемингуэю“, – подумал я и встряхнул головой – в это время суток лекарства мешали мне связно мыслить.
– Я вернулся, чтобы поговорить с вами, – продолжал Филлипс. Он кивком указал на Хемингуэя. – С вами обоими.
– Мы ждем ваших объяснений, – сказал Хемингуэй. – Или вы хотите сначала узнать, что произошло на минувшей неделе?
Ян Флеминг вынул изо рта мундштук и стряхнул пепел в пепельницу для гостей, стоявшую у подноса с моим обедом.
– Мы хорошо осведомлены об этих событиях, но с удовольствием выслушаем подробности о гибели майора Дауфельдта.
Хемингуэй бросил на меня взгляд. Я кивнул. Он коротко, немногословно поведал им о случившемся.
– А лейтенант Мальдонадо? – спросил Филлипс.
Я рассказал о нашей встрече на кладбище.
– Но лейтенант остался жив? – произнес Флеминг.
Я кивнул. „Хитрое дело“ в изобилии поставляло нам информацию на эту тему.
– На следующий день женщины, которые принесли цветы к памятнику Амелии де ла Хоц, услышали его крики из мавзолея. Мальдонадо доставили в гаванскую клинику, сумели спасти его ногу и приставили к нему круглосуточную охрану.
– Зачем? – спросил Филлипс.
– Чтобы обеспечить его безопасность, – ответил Хемингуэй. – Лейтенант спугнул десяток хулиганов-фалангистов, вознамерившихся осквернить памятник студентам-медикам.
Он прогнал их, но Кубинская национальная полиция опасается возмездия. Всю эту неделю Мальдонадо оставался героем Гаваны… по крайней мере, для тех, кто не знал, что он за человек.
– Думаешь, он захочет отомстить, старина? – спросил Флеминг, глядя на меня.
– Вряд ли, – ответил я. – Мальдонадо был всего лишь мальчиком на побегушках, отнюдь не центральной фигурой.
Он получал деньги как от ФБР, так и от СД. Он провалил одно из своих заданий. Сомневаюсь, что он пожелает довести его до конца. К тому же, по слухам, несколько ближайших месяцев он будет ходить на костылях.
– Все это замечательно, – подал голос Хемингуэй, – так давайте же выслушаем объяснения. Лукас утверждает, что почти разобрался в происходящем, но мне не удалось вытянуть из него ни слова.
Я поправил подушку за своей спиной.
– Я решил отложить свои догадки до нынешнего совещания, – сказал я. – Будет проще, если кто-нибудь заполнит пробелы.
– Ты ждал нас? – с удивлением спросил Флеминг.
– По крайней мере, господина Филлипса, – ответил я. – Но надеялся, что появится и кто-нибудь из вашей группы, Ян.