Колонизатор
Шрифт:
– Когда мы придем в этот самый Буэнос-Айрес?
– спросил я, прекращая дружеские издевки нашего капитан-наставника.
– Завтра, - ответил Шальбе.
– Все завтра, если тумана не будет. Туманы тут злые и могут держаться по несколько дней кряду. Как долго вы планируете остаиваться в этом порту?
– Это будет зависеть от нескольких встреч с местными чиновниками, - ответил я неопределённо.
– Но настройтесь на долгую стоянку. Надо же дать экипажу как следует отдохнуть от воды кругом. Чтобы о море они уже сами замечтали.
– Зер гуд.
– Кивнул Шальбе.
–
Так как разгрузки не предвиделось то якорь бросили на рейде, только спустили на воду паровой катер - отвезти на берег пассажиров.
– Герр Победа, - обратился Шальбе к Никанорычу.
– Проверьте запас угля для нашего катера, а то когда еще нам встретиться угольная станция. А в этот порт британцы завозят настоящий кардифф. Малозольный и почти не дымный.
Да... порт тут большой. И пароходов полно, и парусников. Впрочем, пока пароход с виду мало отличаются от парусника, разве что мачт и парусов поменьше. Оно понятно: не везде еще есть угольные станции, а пароходам без них никак. Вот и ходят пароходы по заранее размеченным на морях трассам, как по дорогам от одного угольного склада до другого. А паруса у них на всякий несчастный случай - дочапать до ближайшего порта. Самое смешное, что угольщиками в эти времена как раз работают парусники на исходе своей карьеры. Перед сломом на дрова.
Выше порта по течению местный люд выстроил из подручных материалов живописный шалман на высоких сваях, под которыми свободно ходили и лениво пощипывали травку домашние животные. Большой шалман. В длину почти километр. Получилось что-то среднее между деревнями на Амазонке и фавелами Рио. От деревень сваи. От фавел жуткое разнообразие стройматериала, даже такого на который никогда и не подумаешь, что из него можно строить жильё. Что добыли из того и строили. Амазонские деревни все же были из хорошего сортового дерева.
– Любуетесь на Барракас?
– подошел попрощаться со мной сеньор Хименес.
– Это наше городское дно. Одно из... Другое на южной стороне города. Но это живописнее.
– Кто тут живет?
– поинтересовался я.
– Плебс. Портовые поденщики в основном. Безработных много. В большинстве своем эмигранты, которым дали землю, а они ее бросили, не стали обрабатывать.
– А почему на сваях? Затапливает?
– Не каждый год, но случается.
– М-да...
– развернулся я к собеседнику и сказал то, ради чего я обхаживал этого чиновника весь рейс.
– Думал я перевезти в вашу страну свою религиозную общину из России, но боюсь, что и они окажутся в этом вашем Барракасе. Мне бы этого не хотелось.
– Большая у вас община?
– Ну, те кто согласится на переезд...
– пожал я плечами.
– Где-то от десяти до двадцати тысяч человек. Вряд ли больше. В большинстве своем крестьяне и казаки. У нас разногласия с официальной церковью.
– Скармливаю я ему на голубом глазу заранее продуманную легенду.
– Мы надеялись, что здесь сможем получить большой клин плодородной земли под единую колонию. Но только не в тропиках. Наши люди больше привычны к умеренному
– С наскока такой вопрос не решается, сеньор Ковальски, - ответил чиновник уклончиво, но подал мне свою визитку на хорошей веленевой бумаге.
– Посетите меня в городе. Познакомитесь с моей семьей. Поедим ансальдо, попьем вина и неторопливо все обсудим за сигарой. Я думаю, что мы сможем найти точки соприкосновения.
И подмигнул мне левым глазом.
Есть! Клюнуло! Возликовал я в душе, но виду не подал. Обещал нагрянуть к нему с визитом. Тепло попрощался с сеньором Хименесом и проводил его до трапа, у которого пассажиров уже ждал катер под парами.
На следующий день провел обзорную экскурсию по городу. На наёмном фиакре. Город большой и строился капитально, по крайней мере в центре. Планировка регулярная. Широкие мощеные улицы, каменные здания в три, четыре-пять этажей было как норма. Что особо приятно город был чистый, в отличие от того же Лондона и даже современной ему Праги. По крайней мере в центре. Конных колясок много, но не до столпотворения. И вообще местная толпа несколько вальяжная что ли, фланирует по тротуарам неторопливо. Много собак на поводках трусят рядом с хозяевами.
Около Майской площади разглядел вывеску частного банка Никольсона. Вывеска была английской, чем меня и подвигла. Испанского я пока не знаю, хотя и зубрю на досуге словарик.
Остановил кучера и приказал меня ждать.
Зашел, спросил у англоговорящего клерка: как мне обналичить чек Барклай-банка. Желательно в местной валюте.
– Банка "Барклай, Беван, Бенинг энд Триттон" в Лондоне?
– Именно так.
– Отвечаю я гордо. По нынешним временам я весьма состоятельный человек даже для Лондона.
– Никак, - был мне ответ.
– Вот если бы у вас была чековая книжка банка Англии, то без вопросов. Или хотя бы дорожные чеки от Томаса Кука. Но кто мне подтвердит наличие средств на вашем счету у Барклая... в Лондоне. Это же на другом конце земного шара.
И глядя меня, переваривающего с озадаченным лицом собственную лоховатость, этот важный клерк добавил с явным превосходством посвященного в великую тайну финансов адепта перед профаном.
– Вы могли бы на крайний случай заранее оформить летте оф кредит с открытым адресом. Впрочем выход есть всегда: вы можете оформить у нас заем под простой вексель. Судя по вашей униформе вы владелец компании?
– Кивнул он на обшлаг моего кителя.
Я гордо кивнул в подтверждении.
– Много у вас кораблей?
– вопрос банкового сидельца показался мне даже слегка подобострастным.
– Одна баркентина океанского класса, но стальная, сто метровая, четырех мачтовая.
– Похвастал я.
– Грузоподъемность больше пяти тысяч тонн.
Клерк расплылся с льстивой улыбке и выдал.
– Тогда вы можете в заклад поставить свой корабль.
Тут я понял, что меня собрались раздевать до гола, причем изощренно, со вкусом, и завершил зашедшую в тупик беседу. Ищите дураков в зеркале.