Колумб Австралии
Шрифт:
Я приказал вышеупомянутому капитану Педро Фернандесу Киросу возвратиться в Перу при первой же оказии и приказываю и вменяю вам в обязанность, что, как только он прибудет, вы должны приступить к необходимым приготовлениям, дабы его отправить, снабдив всем необходимым для плавания. Расходы следует отнести на счет моей казны, и все должно быть сделано с надлежащей быстротой. Не чините никаких препятствий, проследите за тем, чтобы все те, кто отправляется с ним и под его командой, беспрекословно подчинялись ему. И да будет сделано все, что полагается в тех случаях, когда предпринимаются подобные путешествия...»
Но
Все это Кирос со свойственной ему прямотой излагает в очередном меморандуме. Положение, как всегда, щекотливое. Конечно, не очень удобно писать королю, что подписанный им документ оставляет возможность для злоупотреблений и что он, Кирос, это прекрасно видит. Выбирать, однако, не приходится: такая уж у него судьба — он вечно между Сциллой и Харибдой.
..Наверное, в конечном итоге все же лучше рискнуть навлечь на себя недовольство короля, еще раз попробовать добиться совершенно четких формулировок, относящихся к правам и обязанностям начальника экспедиции, нежели оказаться за тридевять земель от Мадри- . да, в полной зависимости от вице-короля в жизненно важных для экспедиции вопросах!
Кирос продолжает придерживаться свое прежней тактики: он. пишет и в своих письмах, адресованных королю, настаивает на том, чтобы ордонанс был соответствующим образом переделан. Это не прихоть. У него просто нет другого выхода. Ему уже 45 лет. Он не может, не имеет права рисковать.
1 ноября 1610 года Кирос получает новый ордонанс.
Собственно говоря, новый он только по названию. Это все тот же, нам уже известный, а нового в нем только добавление о том, что Киросу на расходы в пути предоставляются 6 тысяч дукатов. И указывается точное количество листового железа, которое ему вменяется в обязанность закупить в Севилье.
Только и всего? Волей-неволей Киросу приходится снова браться за перо. Ведь в новом ордонансе опять ни слова о его полномочиях. Не может он ехать, имея на руках такой зыбкий документ.
Проходит еще какое-то время. Его запрашивают — какой бы он хотел получить титул? Педро отвечает: полагалось бы назначить его губернатором и генерал-капитаном. Но если это слишком много, то он не настаивает. Необходимо лишь, чтобы он был облечен достаточной властью, дабы ему повиновались.
Все тот же 1610 год. Кирос получает, вспомоществование — 3 тысячи дукатов. Сумма немалая, но Кирос столько задолжал, что ее не хватает на покрытие долгов.
...То, что ему не удается осуществить, он по-прежнему поверяет бумаге.
Две Индии были известны до сих пор, Восточная и Западная. Теперь им открыта третья, самая значительная, «земной рай», Австральная Индия. Кирос пишет о том, что эта земля занимает значительную часть земной поверхности и в основном расположена возле Южного полюса, хотя и заходит «языками» далеко в Тихий океан. Один из «пиков» этой земли он и нашел. Здесь непочатый край работы.
Она богата, эта страна! Здесь все быстро созревает: хлебные злаки, хлопок, сахарный тростник, корнеплоды, овощи, фрукты. Тот, кто заложит тут большие плантации, не ошибется: земля плодородна, солнца много. Материк расположен очень выгодно — посреди огромного моря, которое, несомненно, станет морем будущего.
Торговой империей, в чьих руках окажутся ключевые позиции в Тихом океане, колоссальным перевалочным пунктом на пути из Азии в Америку, страной, снабжающей Испанию сырьем и ввозящей ее товары,— такой видится Киросу земля его мечты.
Тысячи колонистов нужны этому новому миру. И новые порядки. Не как захватчики должны себя вести во вновь открытых землях испанские поселенцы, а как друзья, .как защитники чернокожих и прочих цветных братьев.
Думы о будущем не дают покоя Киросу. В ночной тиши в деталях обдумывает он строй своего государства, его хозяйственное и социальное устройство. И мысли Кироса во многом необычны для «золотого века» истории Испании. Лучших людей, считает он, нужно отправлять в колонии, таких людей, у которые гармонично сосуществуют три добродетели: знание, совесть и опыт.
Ядро поселенцев должны составить квалифицированные кузнецы, каменщики, маляры, архитекторы, инженеры, врачи, ученые. И конечно, монахи и священнослужители. Кирос — человек своего времени. Без религии, по его мнению, общество существовать не может. Но в этом обществе должны быть справедливые порядки. Это основа основ. За открытием земли должно последовать открытие человека. Ни происхождение, ни положение не должны давать никаких особых преимуществ. Лучший путь к лучшим порядкам — образование.
В его стране не будет indios aperreados — «затравленных собаками индейцев». И не будет такого бедственного положения, как в Перу или Мексике, где 10 или 12 тысяч испанцев властвуют над находящимися в нищете миллионами индейцев.
...Да, уж что-то, а положение дел в Новом Свете Кирос знал не с чужих слов. И не строил себе на сей счет никаких иллюзий. Когда читаешь написанное им— а написано все это с великой страстью, с горячей убежденностью в правоте своих идей, — видишь, как тонко и умно понимал он суть того, что происходило в испанских вице-королевствах.
Неизвестно, был ли он знаком с сочинениями знаменитого епископа Лас-Кассаса, заклеймившего колониальную политику испанцев. Весьма вероятно,, что был. Но и сам Кирос в своих писаниях поднимается до тех же высот.
Живой голос правды слышится в его докладных записках. И так же как Лас-Кассас, он с гневом и возмущением говорит об ужасающих преступлениях, совершенных испанскими захватчиками в завоеванных областях, о разбое, кражах, издевательствах, насилиях. «Сами они (новоявленные господа. — А. В.), — восклицает Кирос, — боятся работы, как чумы. Но горе тому индейцу, который не захочет на них трудиться! Да и кто такие эти выскочки, грабители, насильники, которые требуют, чтобы их называли сеньорами и которых после смерти возводят чуть ли не в ранг святых? Чем, собственно, заслужили они такую честь? Тем, что разрушали хозяйство, умерщвляли коренное население, фальсифицировали права, обманывали королевскую администрацию и даже саму корону?». «Нарушены были христианские добродетели, — пишет Кирос, — произошло растление душ под прикрытием громких слов о торжестве христианских принципов».