Колумб Земли Колумба
Шрифт:
— Дальше надо идти, дальше! — говорит Ааду.
— Когда мы кончаем маршрут? — допытывается Пеэтер.
— Когда кончаем? — Хиллар в замешательстве. — Естественно, в свое время. Но дело в том, что… Мы утром потратили очень много времени и, вероятно, продолжая маршрут так, не только не сумеем наверстать хотя бы часть упущенного, но скорее, отстанем еще больше.
— Ну и что? — куражится Яан. — Разве где-нибудь пожар?
— Надо подумать, выдержим ли мы? Еды мало, вода на исходе. Может быть, все же самое верное — отдохнуть и повернуть обратно.
— Я не слабее других! — возмущается Сальме.
Все избегают смотреть друг другу в глаза.
— Пусть уйдет столько времени, сколько уйдет, и пусть путь будет какой угодно длины — мы пойдем до конца, — решает Ааду. — Больше нечего думать и обсуждать.
С ним никто не спорит. Даже Урмас.
Кто как может, пионеры прикрывают себя от солнца и комаров. Будь что будет, но теперь надо немного отдохнуть.
Жара становится невыносимой, кажется, даже для оводов. Они оставляют пионеров в покое.
— Когда вернемся в лагерь, нарисуем большую карту нашего похода, — сонно бормочет звеньевой, спрятав голову в рюкзак. — Потому что все же чертовски интересный поход! Это место можно было бы назвать Горкой Трех Сосен.
— Остров Ящериц — интереснее, — предлагает Яан.
— А тропу можно было бы назвать Пеэтерова Гать.
— Почему моя, ты же сам открыл… — возражает тот и мгновение спустя сопит во сне.
— Но кто же построил гать среди болота? И для чего, и когда? — рассуждает вслух Сальме.
Ответа она не получает. На Горке Трех Сосен, или на Острове Ящериц, слышится сопение сладко спящих путников.
Убедившись, что все спят, Хиллар осторожно поднимается и ищет глазами самое высокое место. Медленно и долго водит он биноклем по дрожащему от солнечного жара горизонту. Озабоченно покачав головой, достает из нагрудного кармана карту и вновь исследует обозначенный на ней маршрут.
Урок отваги
Куда ни глянь, вокруг только болото. Неподвижно стоят карликовые березы, усыпляюще пахнет болотный багульник, пышно разрослись подбел и хамедафне. Слева, справа, впереди — всюду поблескивают окруженные рогозом или мхом коричневые или зеленые болотные «глазки». Беззвучно удирают от путников немногочисленные болотные птицы, на кочке поднимает голову и зло шипит грязно-коричневая сытая гадюка. Оводы безжалостно жалят лицо, шею, руки, ноги.
Солнце палит. На лицах путников выступает пот, ремни рюкзаков врезаются в плечи. Не свистит беззаботно Яан, не щебечет Сальме, Пеэтер шагает вперед не останавливаясь, будь под ногами меч-трава, плакун-трава, болотница болотная, бадьян или даже более редкостное болотное растение. Кажется, что сначала похода прошла целая вечность. Отупело ищет уставший командир отряда дорогу в обход топи, устало шагает за ним весь строй.
Последним идет Урмас. Опустив голову, смотрит он на искусанные оводами икры Пеэтера и, волоча ноги, старается изо всех сил не отставать. Рюкзак сполз
— Внимание! Снова гать! — с облегчением сообщает идущий впереди всех Хиллар. И тут же предупреждает: — По обе стороны гати подо мхом топь! Будьте осторожны!
Урмас тихонько всхлипывает. Сколько раз уже слышал он сегодня: «Будьте осторожны! Один шаг в сторону и…» Воображение рисует Урмасу страшные картины жуткой смерти в трясине. Потная спина покрывается мурашками от страха.
— Внимание, змея!
Змеи больше не пугают Урмаса. Если их не дразнить — а путникам уже давно не до того, — они только шипят и уползают прочь. Но не перестает мучить Урмаса безумная жажда. Ему кажется, что горло пересохло и трескается.
Мальчишка откручивает алюминиевую крышку висящей на поясе фляжки. Тихонько, миллиметр за миллиметром… Словно вор, подносит он фляжку к губам и вытряхивает на язык капельку безвкусной, противно теплой, но все же такой желанной воды. Пробка выскальзывает из дрожащих пальцев и звякает о фляжку. Мгновенно оборачивается Пеэтер и вырывает фляжку из рук Урмаса.
Оба мальчика смотрят друг на друга: у меньшего взгляд злой, у большего — строгий и в то же время сочувственный.
— Закрути! — Пеэтер протягивает фляжку Урмасу.
Виновато отведя глаза, Урмас вешает фляжку обратно на пояс.
— Пеэтер и Урмас, поменяйтесь местами! — командует звеньевой.
Урмас не трогается с места.
— Поменяйтесь местами!
— Оставь, Ааду, не надо, — говорит Пеэтер.
— Поменяйтесь местами! — кричит звеньевой. — Он подлец!
— Суровое обвинение, звеньевой! — бросает Яан.
— Ты его оправдываешь?
— Нет. Не оправдываю. Но я его понимаю.
— А я нет. И не хочу понимать. Если носишь пионерский галстук, должен быть честным и отважным!
— Ох! Должен, должен… — вздыхает Сальме. — А ты, Урмас, не распускай нюни! Лучше стисни зубы и действительно будь упорным!
— Стиснуть зубы и, невзирая на трудности, идти дальше вперед — это и есть отвага, — говорит Хиллар. — Отвага — не врожденное свойство. Надо воспитывать ее в себе. Затем мы и вступили в пионеры. И для этого мы сейчас в походе. Тяжко нам, но постараемся выдержать. Ну, как? Пить очень хочется? Может быть, сделаем все по два-три глотка?
Никто не отвечает.
— А ты как, Урмас?
— Я… я уже… пил.
— Ясно. Остаешься замыкающим. Продолжим поход. Вперед, пионеры!
Они идут дальше. Но теперь их шаг бодрее.
— Ребята! Растение с интересным именем: дремлик.
— Дремлик болотный! — сообщает Пеэтер, указывая на растение с белыми цветочками и запахом ванили. — Странное имя, верно?
Сальме начинает бубнить под нос какую-то песню. Сначала несмело, но затем увереннее и звонче. Мелодию подхватывают, она обретает слова, и песня взлетает высоко над болотом, как птица на сильных крыльях: