Колумбийская балалайка
Шрифт:
— Кончайте с ерундой, — раздраженно приказал Алексей, подходя к первому часовому, живому ли, мертво — му — неизвестно, но пребывающему в той же позе, что и после серии ударов кулаком. Наклонился над ним. Принялся расстегивать ремень. — Оба сюда. Быстро раздеть этого.
— Догола? — взлетели брови Татьяны.
— Трусы можешь оставить! — по-боцмански рявкнул моряк. — Надоели, ядрить вашу! Живо сюда!
Алексей сорвал с тела ремень с ножом в ножнах и подсумком с запасным магазином и вновь выскочил на улицу, опоясываясь на ходу трофеем.
Миша уже торопливо
— Трофей, — страшно оскалился он, не попадая языком ремня в пряжку. — Солнце тут реальное.
Не удостоив богатея ответом, Алексей в два прыжка достиг угла гауптвахты и осторожно выглянул из-за него.
— Ну? — раздался за спиной голос старика.
— Да как будто тихо, посмотри сам. — Моряк уступил место Борисычу, на плече которого тоже висел автомат, а из кармана брюк торчал запасной рожок.
Тот посмотрел:
— Казармы далеко. Никто ничего, кажется, не слышал. Хотя покричали мы изрядно…
— Сейчас та смена придет, если Танька права.
— Джип видел?
— Ну. И что? На нем?..
— Вот думаю. На пути к нему никого. Рискнуть?..
— Не знаю. Давай к остальным…
Михаил поводил плечами в тесной ему камуфляжной куртке. Плейбоевский зайчик испуганно спрятался под полой.
— Берись, — сказал ему подошедший Алексей, ухватив часового за одну ногу. — Затаскиваем в камеру.
Тело в одних трусах и зеленой майке оставляло за собой на песке широкий, похожий на колею след.
— Все? — спросила Татьяна, застыв посреди камеры с грудой одежды в руках. Вовик рядом кашлял, ругался и по-прежнему потирал шею.
— Все, уходим, запираем, живо. — Алексей двинулся на выход.
— Стоп, стоп, «грины» мои! — Михаил бросился к циновке, на которой белел целлофановый пакет.
Дождавшись самого богатого из компании, они задвинули засов. И почувствовали себя на свободе. Согласно предварительной договоренности, пленники намеревались скрыться в джунглях, до которых было от тюрьмы не более полуста метров, продраться по ним к побережью и двигаться далее в сторону Панамы по берегу. До первой деревушки или даже рыбачьей лодки. Тысяча долларов вселяла уверенность, что они смогут нанять не только лодку, но, подвернись, и самолет.
— Там, — махнул рукой Алексей, — под навесом джип. Метров двести. Пока рядом никого. Что делаем?
— А если ключей нет? — спросила Татьяна.
— Как нет? — яростным шепотом воскликнул Михаил. — На хера им забирать ключи? Да я и без них заведу. За минуту заведу, отвечаю! У самого «джипарь», елки! Рвем!
— На машине шансов уйти больше, — согласился Борисыч. Поглядел на Татьяну и добавил: — Куртку наденьте, барышня, ботинки и штаны. Незачем в руках держать. Или Любе отдайте.
— Секонд-хенд… — поморщилась Татьяна.
А Борисыч уже повернулся к владельцу долларов:
— Миша, ты хотя бы куртку уступил дамам.
— На джипе мы быстро умотаем отсюда, — высказался Вовик.
— Я не знаю, я боюсь, но ехать-то надо… Леша? — Люба не сводила глаз с моряка.
— Рискуем, — подытожил Алексей и направился к углу здания гауптвахты. Остальные двинулись следом. — Пока никого. С одежкой разбирайтесь шустрее.
Любовь продевала руки в рукава куртки, которую отдал Михаил со словами: «Без нее лучше, бляха, а то не пошевелиться». С Татьяниных плеч уже свисала великоватая для нее куртка, теперь она задумчиво рассматривала ботинки.
— Не в магазине, бабоньки, шустрее! — одновременно зло и умоляюще воззвал Алексей и взял руководство на себя. — Штаны — Любке, но полотенце не забудь. Любка, скидавай тапки, отдай Таньке, сама надевай ботинки, у тебя нога больше.
— Нормальная нога, тридцать восьмой, — обиделась Любовь, забирая ботинки.
Борисыч опять выглянул за угол и сообщил Алексею:
— Никого. На площадку, по которой нам бежать, выходит одно окно, обратил внимание? На нем жалюзи. Даже если нас увидят, какое-то время есть. Если Миша не подведет…
— Плюс два автомата, — напомнил Алексей. — Ну, наконец! Готовы? Значит, так. Мишка, бежишь первым, бабы и Вовка за ним. Мы с Борисычем прикрываем. Чтоб бежали как на стадионе. Ну? Дернули!
Аккорд пятый
Салочки на свежем воздухе
Иногда и двести метров — марафонская дистанция. Особенно когда сердце допрыгивает до подбородка, и не только от бега, но и от страха. Когда так медленно сокращается расстояние. Когда нет уверенности — туда ли ты бежишь, не прямиком ли к своей смерти?
Со стороны группа беглецов, должно быть, смотрелась комично. Впереди пыхтит коротко стриженный бодрячок, фигурой похожий на завязавшего спортсмена, в кепке с длинным козырьком и камуфляжных штанах, явно подобранных не по размеру. Следом несется молодая девушка в коротеньком невесомом платьице и накинутой на плечи пятнистой куртке; длинные черные волосы развеваются за спиной, обнаженные ноги сверкают на солнце. За ней поспевают лохматая рыжеволосая женщина, тоже в форме, с полощущимся на плече цветастым полотенцем, и худощавый парнишка в драных шортах, грязной футболке, с давно не чесанными космами. Двое замыкающих шествие вооружены автоматами, но тоже ни в малейшей степени не производят впечатления людей военных — высокий костлявый старик в распоротой на груди рубашке, мятых вельветовых брючках и вельветовой же кепке и небритый крепыш, помимо автомата вооруженный еще и трофейным кинжалом в ножнах. Оружие беглецам мешало.
Бегущему в авангарде Михаилу вдобавок досаждали жмущие трофейные ботинки. А еще — пот, одышка и резь в правом боку, прибавившиеся на второй половине дистанции. Его бег утратил стартовые скорость и грациозность.
Не испытывавшая всех этих проблем Татьяна (разве что противоположные — Любкины тапки болтались на ступнях, пришлось остановиться, сдернуть их и бежать босиком) обогнала Михаила и первой добралась до джипа — открытого, с грязно-зелеными бортами, подозрительно напоминающего американский «виллис» времен Второй мировой. Мирно ждущего под брезентовым тентом.