Колумбийская балалайка
Шрифт:
Подоспевший Алексей подхватил Татьяну, потянул на себя, споткнулся о Любкину ногу, упал. Получилась куча-мала: Леха, Мишка, Таня и Люба. Но это происходило уже в лодке.
От нагромождения событий мысли в голове пилота путались. «Зря сказал про акулу. А не скажи, потом такое мне устроили б… Может, не извращаться с порошком? Скажу, бросил, но не сработало…» Несмотря на путаницу в мыслях, он действовал. Жилет лежал, где ему и положено — в верхнем ящике стеллажа за креслом пилота. До жилета он не дотрагивался года два. Хотя раз в год их положено проверять, так, кажется?
Достал, сел обратно в кресло. Самолет на малой высоте двигался к лодке. Океан был настолько близко, что в него хотелось прыгнуть «солдатиком», чтоб освежиться.
Аккуратно сложенный жилет напоминал стопку оранжевых упаковочных пакетов. Сбоку болтался баллончик — вроде тех, из которых старухи выпускают слезоточивый газ в лица насильников. Только в этом — сжатый воздух, который надует жилет, пикнуть не успеешь. Если сработает, конечно. Но проверять сейчас ни к чему. Сейчас нужно вспомнить, где тот карман. Их на жилете несколько. Пилот разворачивал спасательное средство. Под очередной откинутой складкой обнаружилась «молния». Замок не заело, что пилота удивило — обычно эти «молнии» заедает. Он предпочитал липучки.
Запустив пальцы внутрь, выудил два серебристых похрустывающих в руках пакетика. Что там написано? Так, так: «…на основе уксуснокислой меди… средство для отпугивания акул… способ применения…» То самое! Ну, способ применения понятен. Простой способ. Сыпь — и жди, что поможет.
Лодка стремительно приближалась. Успеет он или нет до прохода над лодкой?
Он прикинул — у него секунд двадцать. Должно хватить. Одной рукой управляя штурвалом, он подкорректировал курс. Надо пройти так, чтобы лодка оказалась слева, точно под элероном крыла. Другой рукой он подносил поочередно пакетики ко рту, раздирал их зубами («Как дикарь, честное слово») и осторожно, чтоб не просыпать, укладывал на колени. Разрывал их не только сверху, но и надрывал с боков, чтобы лучше сыпалось. «Самому б не лизнуть отраву, вот будет номер… Господи, чем я занимаюсь?»
Он положил ладонь на ручку дверцы. Прокрутил в мозгу предстоящие действия: открыть дверь на подходе к цели, высунуться, примериться, кинуть. Особенно близко к лодке попадать не обязательно — радиус этой быстрорастворимой дряни метров пятнадцать. Или даже больше? Ну, кажется, пора…
Акула отплывала, теребя добычу. Но та не пахла, не раскусывалась и не заглатывалась. Это была нееда. И она мешала. С трудом, раскрывая пасть и мотая башкой, акула наконец избавилась от нееды.
Она была слишком примитивна, чтобы испытывать разочарование. Нееда — значит, нееда. Будет и еда. Если заглотить еще раз То-Наверху, оно может стать едой. Оно же двигалось как еда. И оно пробудило спазмы пустого брюха. Когда пустое брюхо требовало еды, акула могла хватать все подряд. Чтобы только утолить голод. Что-нибудь да окажется едой… Акула вновь повернула к Тому-Наверху…
Михаил подтащил Татьяну, находящуюся в состоянии шока, почти к самой корме, то есть как можно дальше от сдутой секции, которая нынче представляла из себя вход-выход в море. Прислонил к борту, отпустил ее. Поднял голову и увидел пикирующий на них самолет.
— Да это ж полный беспредел! — взревел он и рванул из рук Борисыча автомат. Но старик не выпустил оружие.
— Дай, отец! — то ли взмолился, то ли прикрикнул Миша. Борисыч разжал пальцы.
Самолет поравнялся с лодкой.
— Падла! — не выцеливая, от живота полоснул Михаил по закрывшей от них небо машине. — Еще ты тут будешь!..
Выдав короткую очередь, автомат заглох. Михаил послал вдогонку уходящему аэроплану еще несколько пустых щелчков, после чего злобно бросил оружие на дно.
— Успокоился? — спросил его Борисыч.
— Да пошел ты… — утомленно огрызнулся стрелок.
— Ну-ну. — Старик поднял автомат, вытащил из кармана запасной рожок и перезарядил его.
— Глядите, северяне, летун чего-то кинул. — Вова показал на пакетики, планировавшие к поверхности воды.
— Ой, точно. Что это такое? — воскликнула Люба, тоже перебравшаяся на корму.
— Травануть, сука, хочет, — увидел пакеты Миша. — Падла! Прилетит еще — точно изрешечу… А вдруг эта херня растворяет резину?
Самолет в этот момент скрывался за лесными верхушками.
Пилот захлопнул дверцу, опустился в кресло. Посмотреть вниз, на свою рубашку, он боялся. Он лелеял последнюю кроху надежды — вдруг то, что ударило его в бок, просто какой-нибудь внутренний процесс, выходка организма, ну, неловко повернулся он, пускай хоть грыжа, аппендикс или… Боль слизнула последнюю каплю надежды — невыносимая! такой не бывает! — заставила руку прижаться к боку, а глаза опуститься. Белоснежная рубашка (летчицкий шик — всегда свежая, без намека на пятнышко сорочка) прилипла к телу в том месте, где проступало и расплывалось по ней алое пятно.
Пилот откинулся в кресле и закрыл глаза. Может, все это сон, он распахнет веки и увидит себя в кровати, а за окном рассвет…
Гранулы растворялись в морской воде. Благодаря добавленному в их состав красителю зарождались, увеличивались и расползались во все стороны фиолетовые, наводящие на мысли о марганцовке пятна.
— Что это за пакость? — еще раз спросила Таня.
— Кажется, я догадываюсь, — усталым голосом ответил Алексей, всматриваясь в окружающее их водное пространство. — Слыхал про такое. У «импорта» есть такая фигня. В наборах для спасения на море. — Алексей делал большие паузы между предложениями. — Порошок, отпугивающий акул. Нашим морякам не полагается. Очень надеюсь, что это он.
— Думаешь, Леша, акула ушла? — негромко спросила Люба.
— Не знаю. Не видно. Если что, тебе, Борисыч, шмалять придется, у меня пусто, патроны йок.
— Да заметил, — вздохнул старик. — Так что, выходит, нас облагодетельствовали?
— Огромная чернильная клякса, — почти восхищенно подметил Вова. — В два счета. Любопытно, что за краситель? Не иначе…
— Ребята, а как мы теперь поплывем, без носа? — перебила его Люба. Она пересела к Татьяне, прижала ее голову к своей груди, успокаивающе поглаживая по волосам. Татьяна вздрагивала всем телом, зубы ее стучали, как от сильного холода…