Колыбель богов

Гладкий Виталий

Остров напоминал огромный камень, брошенный богами в море. Более-менее пригодной почвы для растений там было немного – в основном красная глина, на которой хорошо рос только невысокий колючий кустарник. Когда-то на Диа произрастали и большие деревья, но они пошли на дрова для маяка, и теперь лишь кое-где торчали чахлые деревца, а топливо привозили из Крита.

Основной достопримечательностью и ценностью острова Диа были огромные моллюски-жемчужницы в виде большого клина, которые назывались «морскими перьями». В длину они вырастали до двух локтей. Жемчуг в полупрозрачной раковине был в основном красноватого и темно-коричневого цвета, но иногда – очень редко – встречались и высоко ценимые

черные жемчужины. Характерной особенностью раковины являлось то, что она имела точно такой же цвет, как и заключенная между ее створками драгоценная горошина. Впрочем, жемчуг в раковинах не всегда присутствовал. Но они все равно ценились очень высоко – по другой причине. Конечно же, моллюски собирали и для еды, но главным у них были как раз «перья» – тончайшие нити, которыми раковина крепилась к морскому дну. Они были янтарного цвета, и после сушки на солнце становились золотыми. А уж ценились они и вовсе дороже золота, потому что искусные ткачихи Крита и Та-Кем изготавливали из этих нитей полупрозрачную ткань, которая шла на одежду в основном царствующим особам.

Даже высоко мнящие о себе торговцы далекого Илиона едва не на коленях умоляли продать им это невесомое полотно, которое легко проходило сквозь перстень, иначе при возвращении домой им могло не поздоровиться – царь у них был очень строгим и души не чаял в своей жене, большой моднице. Дарданы платили за ткань из «морских перьев» столько, сколько им говорили, даже не пытаясь торговаться.

Прежде раковин-жемчужниц было много, но теперь в мелководных бухтах южного берега Диа – обычно моллюски предпочитали небольшие глубины, до восьми локтей, – найти их практически невозможно. А уж глубоководная северная сторона острова и вовсе не давала на это никаких надежд. Тем не менее старый кибернетос почему-то обогнул остров и направился к северному берегу, где возвышались одни скалы. На недоуменный взгляд внука дед лишь хитро ухмыльнулся и сделал успокаивающий жест – мол, скоро сам все поймешь.

Удивительно, но про эту крохотную бухточку на северном берегу Даро понятия не имел, хотя на острове ему уже приходилось бывать, и не раз – здесь очень хорошо ловилась рыба. Притом при любой погоде: в штиль – с рифов на северном берегу, а когда начинало штормить – с противоположной, южной стороны, обращенной к Криту. Бухта была очень хитро расположена – так, что с моря ее не было видно, потому что вход в нее прикрывала скала, торчавшая из воды, и впрямь словно зуб дракона.

– Чудеса… – удивленно сказал Атано, когда лодка уткнулась носом в песчаный пляж. – Никогда бы не подумал, что на северном берегу Диа есть такое укромное местечко!

Как и Даро, он не раз рыбачил на острове с отцом и тоже знал его достаточно хорошо.

– Да уж, чудес здесь хватает… – ответил Акару и многозначительно глянул на внука.

Атано сразу же приготовил удочки, нашел удобное место у выхода из бухты и занялся ловлей рыбы – прежде всего для обеда. А старый кибернетос, чтобы ему и внуку сопутствовала удача, первым делом стал готовиться принести жертву Йашашаламу – «Тому, Кто Дает Благополучие». На Крите это был один из самых почитаемых богов. Обычно ему поклонялись в горных святилищах, где стояли высокие каменные столбы – для возлияний. Акару считал, что именно Йашашаламу помогал ему на жизненном пути, не раз спасая от верной смерти.

Кефтиу, как и ахейцы, поклонялись водоемам, рекам и морям, потому что вода, по их понятиям, божественна. Она была главным источником жизни и бессмертия человека, ибо, омыв его, вода очищала дух и возвращала молодость. Вода – и зеркало, и образец совершенства; ей, всеведущей и всемогущей, жители Крита приносили жертвы и свою любовь.

Даро быстро

собрал дрова – в основном сухие ветки кустарника, которые кололись немилосердно, и старик с благоговением достал из корзинки трубку нартекса, в которой тлел священный огонь. Даже в своих дальних путешествиях, наперекор штормам, сырым туманам и дождям, Акару хранил в таких трубках божественный огонь родной земли.

Добыть его непросто, и Даро это знал. Прежде всего, нужно было найти две подходящие палочки – «мужественную» и активную, которая называлась «трепан», и «женственную», полую внутри, которая именовалась «очагом». «Трепан» вращали в ладонях, вертикально вставив в выемку лежащего на земле «очага», внутри которого находились сухие волокна. «Трепан» делали из прочного дерева – крушины или какой-нибудь разновидности ракитника, а для «очага» чаще всего брали нартекс, имеющий внутри волокна, как у бузины. Часть волокон удалялась, чтобы обеспечить свободный доступ воздуха и освободить первый порыв горячего дыхания священного огня. Все это делалось в святилище после принесения жертвы богам. А затем хранящийся в трубке божественный огонь использовали и во время жертвоприношений, и для того, чтобы зажечь домашний очаг.

Жертвоприношение длилось недолго: едва костер загорелся как следует, старый кибернетос плеснул в него немного вина, бросил в огонь створку раковины-жемчужницы – чтобы Йашашаламу точно знал, в каком деле нужна его помощь, и прочитал короткую молитву; длинные молебны знали только жрецы.

– А теперь в воду! – скомандовал Акару, и они сели на весла.

Атано с некоторым удивлением посмотрел в их сторону, он все еще не был посвящен в истинные намерения старика и своего друга – хотел окликнуть, чтобы спросить, куда они направляются, но тут один из поплавков ушел под воду, и он принялся вываживать здоровенную рыбину.

Отмель с жемчужницами находилась под прикрытием рифа. Он защищал ее от волн, которые с грохотом разбивались о камни с северной стороны. Конечно, глубина на отмели была приличной – не менее восьми локтей, но для Даро, превосходного ныряльщика, такое погружение – привычное дело. Собственно говоря, как и для старого Акару, который плавал и нырял, как рыба, несмотря на преклонные годы.

– Ну, я пошел! – сказал Даро, когда прикрепил к поясу вместительную сумку для раковин, привязал ножны с кинжалом к правой ноге – чтобы удобно было им пользоваться, и взял в левую руку острогу-трезубец.

Оружие в этих водах было более чем уместным. Во-первых, воды близ Диа нередко посещала акула-молот, во-вторых, можно наткнуться на змееподобную мурену длиной до восьми локтей с ее острыми загнутыми внутрь зубами и, в-третьих, наступить на ската-хвостокола с его ядовитым шипом, который прятался в песке. Кроме того, были и другие опасности, подстерегающие неопытного ныряльщика: огненные черви, обжигающие, словно пламя костра, огромные осьминоги, способные утащить человека в морские глубины (правда, они встречались в основном в байках рыбаков, нежели на самом деле), ядовитые медузы и морские ежи, которые хоть и не имели яда в своих иголках, но кололись очень больно.

А еще существовала Кето, дочь бога морских глубин и богини земли – отвратительное чудовище, уродливая старуха, воплощающая все ужасы моря. Она сама была страшилищем, и такие же у нее были и дети (по словам ахейцев): морской дракон, жуткая Ехидна, три чудовищные горгоны и сладкоголосые сирены, встреча с которыми для моряков смерти подобна.

– Погоди! – остановил дед своего внука.

Он достал из сумки странное приспособление – две прозрачные линзы из горного хрусталя, оправленные бронзовыми кольцами, которые были связаны друг с дружкой и прикреплены к мягким кожаным ободкам.