Колыбель богов
Шрифт:
– Ну-ка, подставь голову, – сказал дед, и недоумевающий Даро исполнил его приказание.
Линзы крепились к голове с помощью широкой ленты, а их кожаные ободки буквально прилипли к лицу.
– Зачем это? – спросил Даро.
– На дне все поймешь, – коротко ответил Акару.
Даро пожал плечами, закрыл ноздри прищепкой из бычьего рога и, взяв груз, камень, привязанный к веревке, один конец которой был привязан к мачте, с удовольствием нырнул в воду, потому что солнце начало припекать. Дед остался в лодке вместе с Киро, который уже начал сооружать легкий навес; старый кибернетос должен был прийти внуку на смену, когда тот устанет. К тому же кто-то обязательно должен наблюдать и за морем, и за ныряльщиком, чтобы вовремя упредить опасность. Собственно говоря, их было две – самые главные: приближение акулы к ныряльщику, увлеченному поиском раковин, и корабль пиратов, который мог появиться в любой момент.
В последние годы в Зеленом море кроме пиратов-ахейцев и финикийцев стали появляться неведомые племена – чекеры и шекелеши. Их корабли были очень быстры, появлялись неожиданно и так же внезапно исчезали, оставив после себя ограбленные и сгоревшие поселения. Воины неведомого народа были жестоки и всегда сражались до последнего, предпочитая умереть, но не сдаться на милость победителя. Они даже пленных не брали, убивали всех подряд – и молодых, и старых, и детей. Этих морских разбойников побаивались даже кефтиу, мореходы Крита, хотя «народы моря», как их прозвали, в морские сражения вступали редко и больше по принуждению, из безвыходности, когда невозможно было сбежать, скрыться в морских просторах.
Дивный мир открылся перед Даро. Он даже опешил от неожиданности. Вода была очень прозрачной, но если на глубине обычно все виделось несколько расплывчато, то хрустальные линзы показали ему прекрасную картину подводной жизни, притом настолько ясно и отчетливо, словно это было на поверхности. Даро даже захотелось немедленно всплыть и заорать от восхищения, но камень неумолимо тянул его на дно, сплошь покрытое раковинами-жемчужницами. Ай да дед! Как же он умудрился разведать это поле сокровищ?
До обеда Даро и старый кибернетос трудились в поте лица, который, конечно же, не успевал появляться, как его тут же смывала морская вода. Они брали только большие, «созревшие» раковины-жемчужницы. Вскоре лодка была загружена моллюсками почти по самые борта, и когда солнце стало посередине небесного купола, добытчики оставили свое увлекательное занятие и вернулись в бухту – согласно древнему обычаю промышлять жемчужниц можно было только до обеда.
Несмотря на богатый улов, дед остался недоволен – они слишком поздно прибыли на Диа.
– Остаемся здесь на ночь! – заявил он решительно. – И начнем завтра с утра пораньше.
Даро и не подумал возражать. Юноша все еще был под впечатлением волшебных линз; он собирал бы раковины до самого вечера, но знал, что Акару не разрешит. И не только потому, что древний обычай требовал ограничить время добычи моллюска. Просто долгая работа под водой, тем более на большой глубине, – а Даро, в отличие от деда, нырял очень глубоко, – могла повредить здоровью.
Атано уже приготовил рыбную похлебку, а над костром на вертелах скворчали четыре большие кефали. Увидев, чем наполнена лодка, он с обидой глянул на Даро, но промолчал. Атано понимал, что командует здесь Акару, и у его друга нет главного слова.
Отобедав (аппетит у всех оказался отменный, особенно у ныряльщиков), раковины перенесли в тень, и началось главное действо, ради чего и была затеяна поездка на Диа. Для начала все четверо стали ощипывать «перья» раковин – драгоценные волокна, которые сборщики моллюсков старались сохранить, хотя главной их задачей было содержимое внутренней полости жемчужниц. А затем, тая дыхание, Акару стал открывать раковины.
Их улов конечно же можно было назвать неплохим – по количеству но вся проблема заключалась в том, что жемчуг встречался не во всех раковинах. Среди двадцати-тридцати пустых раковин находилась всего лишь одна с драгоценной горошиной.
К огромному разочарованию Даро, больших, особо ценных жемчужин, оказалось мало. И весь жемчуг был красноватого или темно-коричневого цвета. Особенно сильно огорчился дед, это Даро сразу понял, по тому, как тот сдвинул густые седые брови к переносице. Акару жаждал найти черный жемчуг, который был очень редок в этих водах и ценился весьма высоко.
Волокна разложили для просушки, раковины тоже не стали выбрасывать – для отделки дворца миноса требовалось много перламутра, и их можно было выгодно продать. Створки раковин сложили во вместительную корзину, плетенную из лозы, и опустили в воду, чтобы перламутровый слой не потускнел, а сами улеглись в тенечке отдыхать, потому что солнце начало жечь немилосердно. Тени хватило для всех, – Киро натянул большой тент – к тому же подул тихий освежающий ветерок, способствующий приятному послеобеденному сну, и Даро не просто уснул, а провалился в сновидения – морскую бездну, населенную удивительно прекрасными разноцветными рыбками, водорослями и странными невиданными созданиями, похожими на бабочек, затеявшими вокруг него хоровод.
Проснувшись, все подкрепились лепешками и вином, и пока Киро разжигал костер на плоской каменной плите, чтобы использовать ее в качестве сковородки, на которой он намеревался поджарить на ужин моллюсков, Акару, Даро и Атано вышли в море на вечернюю рыбалку. В это время рыба стремилась к отмелям острова на кормление и улов обещал быть богатым.
Так оно и получилось. Сеть забросили всего четыре раза, и этого оказалось вполне достаточно, чтобы дно лодки покрылось толстым слоем живого серебра. Особенно много поймали крупных морских лещей, белое мясо которых было жирным и очень вкусным. Рыбу определили в сеть, связав ее узлом, и опустили в воду, чтобы она не уснула до возвращения в Аминисо, и присоединились к Киро, который священнодействовал возле костра.
Ужин получился – лучше не придумаешь: испеченное на камне мясо жемчужниц и зажаренные на вертеле лещи. Даро и Атано объелись и их плоские мускулистые животы стали, как у беременных женщин. Акару и более умеренный в еде Киро лишь посмеивались, глядя на юношей. Дед хорошо понимал внука и его друга: несмотря на обилие рыбы в прибрежных водах Крита и на его рынках, не всегда можно было попробовать такие вкусные деликатесы, как мясо морских лещей и моллюски жемчужниц, стоившие дороговато по сравнению с другими дарами моря.
Прохладный тихий вечер опустился на море. Небо с западной стороны окрасилось в пурпур, перемежающийся золотыми полосами, дневная жара уступила место вечерней прохладе, на востоке начали зажигаться первые звезды, в костре потрескивали угольки, разбрызгивая искры, и неумолчный шум прибоя располагал к неторопливой вечерней беседе. Разлегшиеся на все еще теплых камнях юноши внимательно вслушивались в размеренный, несколько надтреснутый голос старого кибернетоса:
– Никто не знает доподлинно, кому первому пришла в голову мысль построить корабль из досок. Мудрецы ахейцев рассказывают, что на корабле в их страну впервые прибыл Данай, сын царя Та-Кем, – Черной Земли, которую они называют Айгюптос. До этого люди передвигались по морю на плотах, изобретенных в Лазурных водах [26] царем Эрифрой для плавания между островами. Ахейцы утверждают, что направлять путь по звездам мореплавателей научили финикийцы, не так ли, Киро? Весло изобрели платеи [27] , мачту и горизонтальную перекладину для крепления паруса – великий мастер Дедал [28] , паруса же придумал его сын Икар. Судно для перевозки конницы первыми построили самосцы, корабль со сплошной палубой – фасосцы, эмболон [29] впервые пристроил к носу корабля Пизей, сын Тиррена, а якорь изобрел Эвпалам. Но первое морское сражение дал основатель нашего государства Минос…
26
Лазурные воды – Красное море.
27
Платеи – жители древнегреческого города-государства в Южной Беотии.
28
Дедал – персонаж древнегреческой мифологии, выдающийся художник и инженер, считавшийся изобретателем разных инструментов, а также построивший лабиринт на острове Крит.
29
Эмболон (греч.), ростр (лат. rostrum) – таран с металлическим наконечником в носовой части военного корабля. Наряду с основным тараном несколько выше ватерлинии на крупных кораблях имелся малый таран – проэмболон. Обычно он имел форму бараньей, свиной или крокодильей головы и был расположен над основным тараном. Служил в качестве ограничителя для предотвращения излишнего углубления основного тарана в корпус атакуемого корабля, так как это сильно затруднило бы его извлечение и могло стать причиной гибели корабля нападающих вместе с их жертвой.