Колыбель времени
Шрифт:
За Елизаветой следовал Роберт Дадли, назначенный королевским конюшим, она пожелала видеть собрата по несчастью подле себя постоянно. У самых ворот Тауэра Елизавета живо вспомнила тот дождливый день Вербного воскресенья, когда ее привезли в тюрьму по приказу собственной сестры. Обернувшись к сопровождающим, она усмехнулась:
— Некоторым пришлось низвергнуться от правителей до заключенных этого места. Я же поднялась от пленницы до правителя. Первое было следствием Божественной справедливости, второе — Божьей милости…
Под орудийный залп, приветствовавший новую правительницу, она успела тихо поинтересоваться у Дадли:
— Не боитесь, Роберт?
Ответа Дадли она
— С вами, Ваше Величество?
Роберт был прав, рядом с Елизаветой, ставшей королевой, ему можно было не бояться ничего.
Два человека сделали совершенно верную ставку на младшую дочь короля Генриха — Роберт Дадли и Уильям Сесил. Оба остались рядом с ней до самой их смерти, оба немало повлияли на политику своей дамы, взаимно ненавидели друг друга и не представляли себе жизни без королевы Бэсс. Но какие разные роли играли эти мужчины при Елизавете!.. Сесил раз и навсегда стал главным ее советчиком в политических делах, Дадли — в альковных. Сесила она уважала, Дадли — любила. Оба сносили все выходки и терпели все недостатки королевы, но каждый по своей причине: Уильям, не желая терять возможность управлять Англией, направляя бурную энергию королевы Елизаветы в нужное русло, Роберт, не оставляя надежду стать королем. Первому удалось — век Елизаветы назвали золотым веком Англии, второму нет, хотя, «штатным» возлюбленным он остался навсегда.
И вот наступил день коронации.
Елизавета проснулась рано. Нельзя сказать, чтобы от волнения перехватывало дыхание, она уже привыкла к своему положению королевы, но одно дело таковой зваться и несколько другое действительно быть коронованной.
Красное бархатное, богато расшитое платье очень шло королеве, она выглядела много моложе своих лет и всем казалась девочкой, которую не тронули перипетии прежних королей.
Немыслимо богатое убранство Лондона, разодетые придворные, блеск украшений которых расцветил пасмурный день, множество празднично наряженного народа на улицах, самые разные живые картины, арки, флаги, крики восторга и приветствия — все слилось для Елизаветы в единый вал, поглотивший ее. Коронация в роскошно украшенном Вестминстерском аббатстве, где сама служба шла на латыни, а королева и ее приближенные произносили слова по-английски (почти сразу Елизавета распорядится проводить службы на английском — Божьи слова должны быть понятны всем!).
И вот на ее голове корона Тюдоров, сначала отцовская — великоватая, норовившая сползти, но почти тут же замененная на изготовленную специально для нее.
Королева! Королева Елизавета!
Значит, недаром были все тягостные дни в Тауэре, мучения в холодном, сыром замке Вудстока, терпение, терпение и терпение?.. Не зря она принесла в жертву своего родившегося (или неродившегося?) сына? Не зря столько училась и читала? Все было не зря!
Елизавета дождалась своего часа и теперь готова стать для Англии лучшей королевой в ее истории! Народ должен это знать!
— Пока вы просите меня, чтобы я оставалась вашей доброй госпожой и королевой, вы можете быть уверены, что я буду так стараться для вас, как никакая королева не старалась. У меня хватит воли и, я думаю, хватит власти. И верьте мне, что для безопасности и спокойствия вас всех я не пожалею, если надо, пролить свою кровь. Да отблагодарит Господь вас всех!
Так не говорил ни один король, ни одна королева до нее! Люди слушали и не могли поверить своим ушам: королева объявляла себя чуть ли не защитницей бедных, называла свой народ добрым и обещала пролить собственную кровь для его блага, если
Мой добрый народ… Из уст королевы это было высшей похвалой! И народ обожал ее, такую молодую и доброжелательную, такую свою…
Все сорокапятилетнее правление Елизавета внушала англичанам, что они добрый народ, а правит ими исключительно добрая королева. Когда к королевским усилиям подключился министерский аппарат, по стране стали распространяться в виде листовок баллады, возвеличивающие королеву, копии ее портретов, сочиняться множество песен в ее честь. Патриотизм в елизаветинской Англии был на высоте.
Королева Елизавета часто разъезжала по стране, беспрестанно твердя в каждом городе, что это ее любимый город в Англии, в каждой усадьбе, что она прекрасна, в каждом селении, что там самые добрые люди… Она оказывала небольшие знаки внимания и дарила недорогие подарки тем, у кого гостила подолгу или всего день, и эта мелочь становилась самой ценной вещицей в доме, хотя хозяева усадеб выкладывали огромные средства, чтобы содержать королевский кортеж во время пребывания. Елизавета умела так подчеркнуть свое благоволение, что человек чувствовал себя счастливым от самого ее прикосновения или подаренной улыбки. Разве можно забыть слезы, которые Ее Величество проливала, уезжая из города, потому что их город ей так понравился?! Горожане были готовы в следующий раз выстелить улицы лепестками роз или вообще золотыми монетами.
Королевская служба по раздаче милостыни ежедневно раздавала по 5 пенсов 30 беднякам, множество денег и мелких даров делались на Пасху и на Страстной неделе, и более 240 фунтов в год раздавала в своих поездках сама королева, собирая толпы бедняков и нищих вокруг своей кареты. И это при известной скупости Елизаветы, откровенно не доплачивающей своим близким помощникам, тот же Сесил, бывший у нее канцлером, получил за сорокалетнее беззаветное служение в несколько раз меньше, чем получил от брата королевы короля Эдуарда всего за четыре года. Правда, она платила советникам другим — привилегиями, возможностью торговать беспошлинно ходовым товаром. Кто желал, то зарабатывал.
Королева славилась скупостью, несдержанностью, любовью к лести… Министры и помощники ворчали, но своих мест при королеве не покидали. Видно, не так уж плохо им было…
Я была недовольна только одним — Елизавета выглядела полной дурой, как только рядом оказывался Роберт Дадли. Пришлось даже провести с ней откровенную беседу. Сначала Рыжая изумленно хлопала глазами, вернее, веками, на которых ресницы были почти незаметны. У меня не раз язык чесался предложить ей подкрашивать ресницы или хотя бы подводить стрелки разведенной сажей, но вовремя спохватывалась и замолкала.
— Ты преувеличиваешь!
— Ничего подобного, хотите, изображу вашу персону в момент, когда лорд Дадли появляется на горизонте?
— Где появляется?
— Где-нибудь рядом.
Дальше последовал наглядный урок непристойного поведения. И я смела давать его королеве! Но Рыжая не дура, она все поняла правильно, краснеть и пытаться встретиться взглядом с женатым мужчиной — королевы недостойно.
Елизавета вдруг отчетливо увидела себя со стороны — тает, стоит Роберту Дадли глянуть в ее сторону, стреляет глазками и слишком часто обращается к нему по мелочам. Так не годится, иначе действительно станут насмехаться над королевой, которая столь откровенно влюблена в чужого мужа.