Колыбель
Шрифт:
— Так, а теперь у меня и желание возникло, царская потребность. И наслажусь я сегодня… — он закрыл глаза и пошевелил кровавыми пальцами. — Эсмеральда!
Среди танцующих с маршалами Эсмеральды не оказалось. И среди засидевшихся в недрах гарема не сыскали. И вообще на территории Вавилона ее не было. Короткий экваториальный вечер уже перешел в настоящую плотную ночь. Настоящие убудцы и убудки предпочитают в такое время сидеть по хуторам.
— Где она?!
Она не новорожденный младенец, не остатки вчерашней рыбы… Если женщины с такими задницами начнут здесь исчезать прямо
Выручил Афраний.
— Что?!
Тонкая рука протянулась в сторону излучины Холодного ручья, обильно посеребренной лунным светом. Всего лишь три каких–нибудь шага сделала отчетливо рисующаяся на фоне сверкающей воды женская фигурка, но этого хватило зоркому глазу его величества.
— Куда это она?!
На этот вопрос Афраний ответить не мог.
— За мной! — скомандовал царь царей и стремительно, почти подламывая ноги и прогибая поручни, сверзился со своей башни, однако цепко придерживая ополовиненную литровку.
4
Ночной лес, лишь сверху политый лунным ликованием, немного испугал вавилонского лидера, как ребенка подвал. Хоть глаз выколи, и он чуть было его не выколол веткой безымянного куста, но в другой ему блеснуло бледным пламенем — ручей! Тот самый, что выдал беглянку. В голове его величества прочно была закреплена карта местности, и линия водного потока там однозначно выводила к подножию скалы. Да и Афраний рядом, на тот случай, если что–нибудь.
Эсмеральда не спасалась бегством, поэтому и не особенно спешила, его величество вместе с начальником тайной службы, не таясь, неслись следом.
— Что ей там надо? — тяжело дыша алкоголем на спутника, спросил царь царей и остановился, чтобы перевести дыхание у липы, сгустившей в себе столько черноты, что хотелось пригнуть голову — рухнет на голову! — Не понял? Она же в сторону скалы торопится. Что ей там надо, еще и ночью?!
Его величеству не часто приходит в голову мысль: а кто там может скрываться в этом каменном сооружении природы? И с течением плохо измеряемого времени все реже. Очень уж отстраненно от повседневных дел царства высилась эта торчащая из земли белая, особенно в лунном свете, ладонь. Ну, сбегали раз в неделю туда мужики с подносами, навалили под большой палец подношений, и можно забыть о ней.
Денис, напротив, иной раз подолгу сверлил очнувшейся от спячки мыслью каменное явление. Он помещал там и штаб старинной экспедиции «Ананэрбе», и кабинет руководителя фермы по выращиванию доноров, из которых добывают органы для лидеров «золотого миллиарда», и стоянку компьютерного «Наутилуса», созданного сумасшедшим сверххакером, чтобы сразиться с монстром современной электронной цивилизации.
Укрепляясь и осваиваясь в роли вавилонского правителя, он постепенно гасил умственные поползновения в этом направлении как заведомо бесполезные. Даже вспоминать о щенячьих интеллектуальных штурмах той поры было стыдновато. Почти одолел эту слабость в себе. И вот теперь интеллектуальный пожар заполыхал новым огнем.
Интересы аниматора и царя царей совпали.
— Где она?
Афраний опять был на высоте, в обоих смыслах, он стоял на нижней ветке наклонившегося над водой карагача и указывал: там.
Эсмеральда подошла к ежевичному поясу, охватывавшему на манер черного колючего браслета запястье.
— Слушай, она что–то с собой тащит, корзинку какую–то. Может, женщины поклоняются этой горке по ночам?
Это будет открытие. Мужики днем, а женщины ночью. Лунная белая богиня. Мужики храпят, а в это время вереницы молчаливых самок тихо бредут к скале. Очень кинематографично! И каков же будет он, царь царей, со своим дневным царством, когда тут есть еще и целый мир ночи!
Нет, бред! Где остальные? Эсмеральда одна. Или по очереди?! Нет.
— У нее тут мил дружок? Пошли! Тетки здешние не спят со здешними дядьками и бегают к горному любовнику?
Слишком природный и пошловатый ход мысли? А что делать, если других мыслей нет?!
Но — вперед!
Афраний попробовал отсоветовать; лучше наблюдать отсюда, от сопящего коровника; если они подойдут ближе, то ежевичный вал скроет от них развилку тропы.
Но его величество спешил. Он был уверен, что сейчас накроет логово уклончивого Петрония, и ему не терпелось сделать это поскорее. И выяснить, куда он подевался из неповрежденных тюремных запоров. А Янгуса надо было жечь пожарче, он бы и выдал дружка. Нет, в деле царском недосол опаснее пересола.
Выскочив на развилку, на плоский бледно–желтый камень, от которого одна тропа шла к «большому пальцу», а другая к «мизинцу», его величество остановился. Надо было выбирать. Обе тропы сразу же заворачивали за ближайшие выступы, и лицом к лицу не определишь, куда побежала любовница Петрония.
— Куда она пошла? — прошипел он Афранию, злясь на него за свою оплошность. — Беги обратно!
— Поздно, батюшка царь.
К жертвеннику она вряд ли поперлась. Если поперлась — отсюда можно будет увидеть, как она спускается по отступной тропе.
— Стой здесь, а я схожу к «мизинцу».
Пошел, предварительно сделав несколько больших глотков. Все же одному было боязно. Хотя вот уже и не боязно. Наоборот, подмывало поскорей накрыть любовничков. В конце концов, он царь, как было только что сказано — батюшка, и воровать у него гаремных дур для утех — нехорошо.
Площадка на согнутом «мизинце» оказалась такой же пустынной, как и в тот раз, когда они забрались на нее с Председателем. Деваться с нее было совершенно некуда. Со всех сторон вертикальные обрывы. Разве что отвалится один из этих каменных выступов и откроет тайный вход в скрытое логово!
Вернувшись на развилку, ничего говорить Афранию не стал, потому что нечего было.
— Надо закончить дело. — Его величество помотал бутылкой, она ответила жидкими всплесками — там оставалось еще грамм до трехсот.
Сделал глоток, и пока хватит, иначе нога подвернется.
А может, не ходить? Очень не хотелось.
— Как ты думаешь, куда она подевалась?
Не дожидаясь ответа, начал движение по правой тропе. Он напоминал дядю Сашу во время второго их сюда визита. Тогда тот двигался приставным шагом, держа в вытянутой руке поднос с едой, теперь молодой напарник пришел с бутылкой в той же руке.