Колыбель
Шрифт:
Пока не начнешь двигаться, сопротивление среды и не определишь. Дядя Саша сделал небыстрый, но решительный шаг вперед, к тропинке, что, как было известно, уводила меж стенами тропических зарослей вниз с холма, в охваченную медлительным сельским хозяйством долину.
Денис шел следом и, опасливее старшего товарища, чаще вертел головой и напряженнее прислушивался. Пару раз он проверил, не крадется ли за ними кто–нибудь. Например, карликовая корова. Ему хотелось говорить о змеях и тарантулах,
— Вы обратили внимание, мы на экваторе практически, а ни особой духоты, ни жары не наблюдается? Не то что там, на берегу.
— Это потому что мы на холме, сейчас спустимся ниже, станет влажнее и жарче.
— А-а, как на Бали — на берегу тропики, а в Убуде, в столице…
— Как на Бали.
Тропинка вилась. Густые и разреженные, высокие и ползучие, сине–красные, лимонно–желтые и фиолетово–розовые, исходившие приторными, почти физически ощутимыми запахами стены диких садов проплывали справа и слева.
Аниматор не выдержал:
— А не бросится ли на нас из этих клумб какой–нибудь ягуар?
— Если это остров, и небольшой к тому же, крупных хищников здесь нет.
Дениса раздражала прямолинейная уверенность напарника по несчастью, что они имеют дело именно с островом. Больше хотелось полуострова: больше шансов выбраться к цивилизации без посторонней помощи. Да, по цивилизации уже довольно остро скучалось, и также крепло понимание, что цивилизованный человек без своей цивилизации особенно ничтожен.
— Начинается сауна, — сказал Денис.
И тут заросли распахнулись — и открылась долина–равнина; она не была такой плоской, как казалось с холма, она была скорее волниста. Прямо от устья тропинки начиналась обработанная земля, большой кусок того самого, что они увидели еще сверху.
Дядя Саша присел на корточки и осторожно прикоснулся пальцами к веточкам ближайшего кустика. Дениса больше интересовали фигурки людей, что виднелись впереди шагах в пятидесяти. Они стояли, наклонившись в междурядьях, держа в руках мотыги. И вдруг выпрямились и посмотрели в их сторону.
— Это не рис, — сообщил дядя Саша, растирая ладонями метелку с зернами. — И не сорго.
Сзади послышался глухой приближающийся топот, как будто весьма многоногое существо быстро спускалось вниз по тропе. Денис смотрел то в поле, пытаясь уловить намерения земледельцев с мотыгами, то вверх по тропе, прикидывая, как бы можно было подготовиться к появлению неизвестного, весьма вероятно опасного, существа. А дяде Саше, долбаному инженеру, будто все равно — быть затюканному мотыгами или сожранному невидимой многоножкой!
Товарищ инженер встал как раз в тот момент, когда из зарослей вылетела тройка голопузых детишек лет тридцати пяти на троих. Они не испугались двух необычно по местным меркам одетых мужчин, смотрели на них без особого интереса и специально выражаемой приязни. Их послали в погоню за исчезнувшими гостями? Да нет, чепуха, просто ребятня носится по острову. А, нет, не просто так. В руках у них баклажки.
— Привет, спиногрызы! — сказал Денис. — Это вы нам?
Дети ничего не ответили, обогнули пару белокожих гостей и побежали в глубь поля, к людям с мотыгами.
— Там дорожка, — сказал дядя Саша.
На самом деле метрах в пяти от того места, где они стояли, начиналась дорожка, разрезающая пашню. Очень кстати, долину, очевидно, можно пересечь, не топча посевы. Они двинулись вслед за подносчиками воды. Проходя мимо уже напившихся и вновь углубившихся в работу крестьян, они придержали шаг, рассчитывая, что те с ними, может быть, захотят заговорить. Заговорить с ними никто не пожелал, хотя было понятно — без внимания их передвижение не осталось. Несколько взглядов искоса и исподлобья, но лишь в прямом, а не переносном смысле.
Они пересекли с десяток, не меньше, таких наделов, обогнули несколько скоплений деревьев, внутри которых можно было различить ограды загонов, — помимо земледелия, на острове имелось вполне культурное животноводство. И даже один попался птичник — неосторожно приблизившись, они взволновали целое облако белых кур.
Все время они, переходя с дорожки на дорожку, возвращались на берег быстрого, очень холодного ручья. Было душно, дядя Саша не только ополоснулся в удобном месте, но и напился.
— Холодная, — сказал он.
— Так и будем его называть — Холодный ручей.
— Как скажешь.
— Все–таки мы зря хлещем здешнюю водицу, — сказал Денис, наблюдая за напарником, но сам к воде не прикасаясь.
— Мы уже пили ее там, в хижине.
— А почему сами пахари не хлебают из ручья, а ждут, когда детишки притаранят им баклажки? Тут пройти метров двести.
— Это была не вода.
— В смысле?
— Это был обед. Молоко.
— Такое впечатление, что вы тут уже были.
— Кто знает, — вздохнул дядя Саша.
— Ну, это уже совсем не научный материализм. Мистика вам не идет.
— Знаю. — дядя Саша мелко улыбнулся и пожал плечами.
На каждом поле по дороге к скале работала мотыжная бригада от двух до пятнадцати человек обоих полов; у всякой «фермы» несколько скотников, можно было заключить, что народ тут живет трудолюбивый, и вроде бы никаких признаков насильственной организации — надсмотрщиков, десятников.
— Вольный труд на вольной земле, — не удержался от фразы Денис, а внутри нее подпустил иронии.