Колыбель
Шрифт:
Дядя Саша не ответил, и это чуть–чуть задело господина аниматора.
Крестьяне вели себя везде одинаково: демонстрировали внимание как бы вполоборота. Мы вас видим, но вы для нас за стеклом. Вы гуляете, мы пашем, никто никому не мешает.
— Вообще, они умеют говорить? — вопросил Денис с неожиданным раздражением. Они как раз проходили мимо очередного птичника.
— Куры?
— Вы еще шутите!
— Для общения не обязательны слова.
— Вас опять тянет на, прости господи, метафизику, дядя Саша!
— Меня тянет вон на ту горку, хочется окинуть.
— И
— Смотри!
Денис поглядел, куда показывал напарник, это и вправду заслуживало внимания. Группа уже привычного вида земледельцев, но занимающаяся явно не земледелием. Одни лежали на земле и ворочались, погружая в нее то одну руку, то другую. Другие быстро–быстро мотыжили землю в одном месте, как будто желая добраться до чего–то в глубине. Другие опорожняли баклажки с водой туда же, в разрытое.
— Это не молоко, — удовлетворенно сказал Денис, ему было приятно уесть самоуверенного напарника.
— Пойдем посмотрим.
— Да ну их, дядя Саша. Меня и к нормальным–то подходить не тянет, а тут бесноватые. Ритуал у них какой–нибудь, вмешаемся — себе дороже.
Но старший товарищ уже быстро шел в ту сторону, перешагивая через ряды псевдорисовых кустов. Но разведать, чем занимаются аборигены с таким жаром, ему не удалось. То ли не пожелав упражняться в его присутствии, то ли уже покончив с этим делом, загорелые дяденьки разом приняли вертикальное положение и пошли гуськом прочь по ближайшему междурядью.
Дядя Саша присел над местом их недавних стараний.
— Клад искали? — недовольно подбрел Денис.
— Нет. По–моему, это кротовые норы. Кажется, тут полно кротов.
— Кротовые норы? — Денис тоскливо огляделся, было понятно, что ему не нравится не только окружающий пейзаж. — Не нравится мне здесь.
Бледно–желтая скала, ставшая вблизи больше похожа не на ладонь, поднятую в предупреждающем жесте, а на оплывшую ступенчатую пирамиду с примыкающей маленькой кубической колонной, была в основании опоясана несколькими ярусами колючих зарослей, напоминающих ежевичник.
— Можно подумать, что там концлагерь, — шипел Денис, замазывая слюной царапины на локтях и щиколотках.
Они довольно долго петляли между кустами, стараясь и пробраться вверх, и не оцарапаться. Их уводило влево, в сторону, противоположную «большому пальцу» — так они уже называли про себя отставшую от общего массива каменную башню.
— Да, у меня тоже впечатление, что горка не жаждет, чтобы ее навещали. Хотя думаю, мы просто не нашли прохода, — сказал дядя Саша, он тоже оцарапался, и Денису это было приятно.
Вблизи местная достопримечательность скорее заслуживала наименование не скалы, а руины. Огромные трещины, забитые расплодившейся колючкой. Огромные кубические оковалки камня были как бы наготове отвалиться от основного тела и рухнуть в долину понежиться на вельвете.
Все время оглядывающийся младший путник и здесь, взобравшись на первый уступ, бросил взгляд на пересеченную местность. Легкий холодок побежал у него по спине. Все обозримые с этой высоты работники полей стояли разогнувшись и глядели, кто из–под руки, кто так, на них, на парочку карабкающихся в гору белых гостей.
— У меня ощущение, будто мы на глазах у хозяев лезем в их сервант, если не в сейф.
Товарищ инженер тоже оглянулся и кивнул:
— Н-да… Может быть, тут что–то ритуальное. На самую вершину не полезем. Обогнем вот по этому карнизу.
— Нам ведь просто нужно заглянуть на ту сторону, — охотно согласился с ним Денис.
— Смотри.
Они поднялись на очередной выступ и тут обнаружили, что ежевичник над ними посмеялся. Теперь им была видна тропинка из долины к «большому пальцу», она была замызгана, затоптана, как будто по ней много ходили люди с грязными ногами. Чтобы попасть на нее, пришлось бы спускаться обратно в долину, а белым гостям очень не терпелось осмотреться с какой–нибудь высоты, и они полезли дальше, к поджатому «мизинцу» каменной руки.
— Это они натоптали? — спросил Денис.
— А кто же еще?
Денис обернулся в сторону пахарей, грудь вздымалась, надо было успокоить дыхание.
— Зачем?
— Ритуал, наверно. Узнаем когда–нибудь. Сейчас главное — определить, где мы.
Первым, несмотря на свои пятьдесят без малого, вышел на площадку сухощавый, спортивный дядя Саша. Пыхтящий Денис отстал, потом догнал, именно он произнес, оглядевшись, слово, вокруг которого вертелись все их мысли сегодня:
— Остров!
Они довольно долго молчали. Это был не просто остров. Они сразу выяснили, что это еще и одинокий остров. Ни при каком всматривании не выявлялось ни в одном направлении ни полоски суши. Напарники молча прохаживались между жестких кустов местного карликового можжевельника. Смотрели вдаль, смотрели вниз. Если уместны образы в такой момент, то открытый ими остров был похож на половинку устричной раковины; они находились в том месте, где к створке крепится створка. Долина находилась в выемке. Дальний край долины был заставлен многочисленными, неодинаковой высоты холмами, ближе к скале плотность поселений падала. Чаще встречались рощи–фермы. А меж ними поля, поля… Ручьи, насколько можно было различить сквозь густую ежевичную пену у подножия, выливались из единого места в основании скалы. Самый большой ручей делил остров примерно пополам, другой — Холодный — делил пополам правую половину.
— Ты обратил внимание — за те полтора часа, что мы гуляем, ни одного самолета? А это курортные места!
— Заметил, только не хотелось произносить вслух.
Инженер, составив, видимо, достаточно полное представление о географии места, тут же перенаправил мысль на другой объект. Повернулся к телу скалы, пока аниматор продолжал изливать тоскливые взгляды на залитые солнцем глади, и похлопал ладонью по шершавой поверхности:
— Известняк.
— Лично вам?
— А?
— Пытаюсь разогнать отчаяние каламбуром.