Колыбельная тьмы мертвецов
Шрифт:
Во всяком случае Луиза уж точно способна поставить человека в неудобное положение одним лишь взглядом. Доверия она не внушает, в отличие от улыбчивого и открытого Ру, который заметно притих.
– Ну, например, как ты объяснишь, что среди двенадцати кадетов единственной, кто выжил, оказалась ты? Как ты объяснишь, что у всех умерших были перерезаны глотки и выпотрошены животы? Как ты объяснишь, что в это время ты лежала в луже крови, но без единой раны? Как ты объяснишь, что повсюду был пепел, точно на вас напала толпа тварей?
– Луиза, вопросов слишком много, – пытается облагоразумить
– Стоит.
Из слов Луизы я не понимаю ровным счётом ничего. О каких кадетах идёт речь? Неужели, из моего корпуса? Получается, знакомые мне юноши погибли. Целая дюжина, да ещё и таким ужасным и мучительным способом. Но как это произошло? По словам Луизы, я единственная, кто выжил, а значит, я была там. Вот только… Вот только я ничего не помню.
– Я… – голос предательски дрожит. – Я ничего не помню. Точнее… – тут же исправлюсь, заметив, что Луиза уже хочет надавить на меня, дабы вытрясти нужные воспоминания. – Точнее, я не помню, как погибли мои однокашники. Не помню, кто напал на них. Не помню, что и как произошло.
– А что ты помнишь? – как можно мягче интересуется Ру. – Нам полезна любая информация.
Три дня назад моё утро началось с того, что я ещё не ложилась. Всю ночь я провела в Нечистом лесу, выслеживая шишиг2, сворачивая им шеи и связывая их крючковатые ручонки между собой. Занятие далеко не из приятных и не из лёгких, но результат стоил того, а цель – уж тем более. Получился настоящий шедевр: что-то напоминающее верёвку, только состоящую из маленьких пузатых тварей с вытаращенными глазами. И сию красоту я повесила над дверью в мужскую казарму, прямо перед подъёмом, после чего поспешила вернуться к себе в кровать, но всё пошло наперекосяк.
Мой сюрприз кадеты обнаружили слишком рано и, конечно же, подняли такой крик, что вся нечисть тут же бы убралась из Великомира навеки. Визг юношей привлёк внимание главнокомандующего Зыбина, который слишком любит своих воспитанников, за исключением меня. А дальше…
– Помню, что нас отправили в лес: разобраться с дневной нечистью, – говорю я после минутного размышления. – Помню, как меня поставили в один из отрядов, как помощницу, потому что главнокомандующий забрал мой крест…
– Погоди, – прерывает меня Ру движением руки. – В каком смысле забрал крест? Он не имеет права так поступать.
Неловко жму плечами, натянуто улыбнувшись.
– Просто… Я сделала кое-что, за что и последовало наказание.
– И что же? – выгибает бровь Луиза. – Что такого страшного ты могла совершить, раз у тебя отобрали крест? Святые мученики, да тебя и быть здесь не должно, раз креста лишили!
Луиза абсолютно права. Лишение креста означает исключение из Ордена Святовита или, в моём случае, из кадетского корпуса. Но моя выходка не настолько серьёзная, хотя Зыбин пообещал добиться, чтобы я вернулась в родную деревню, а не стала полноправным членом Ордена. Знал бы он, что моей деревни уже как пять лет не существует.
Встаю с соломенника, слегка покачиваясь. Ру тоже поднимается, собираясь подхватить меня в любой момент, если вдруг ноги не выдержат. И пусть я чувствую себя всё ещё отвратительно, в помощи не нуждаюсь. Подхожу к дальнему
– Ну, вот за это…
Ру громко прыскает, смеясь во всё горло, а спустя секунду к нему присоединяется и Луиза. Я с облегчением выдыхаю, так как ждала осуждающую речь от обоих о том, что настоящий страж не должен таким заниматься. Но их смех успокаивает меня и снимает напряжение, которое сковывало всё это время.
– Мы отправились в лес выполнять задание, – продолжаю я рассказывать то, что помню. – Тварей, вроде как, не нашли. А дальше… Дальше я уже ничего не помню.
Ложь. Я помню, как умирала. Помню, как всё тело горело в объятиях гибели, а душа, сжавшись в комок, молила о пощаде, но при этом была готова отправиться на тот свет. Помню холод и боль, помню отчаяние и бессилие, помню каждую секунду, проведённую в бесконечной агонии.
Но я не говорю об этом, потому что знаю: ничем хорошим это не обернётся. А заявление Луизы о том, что меня нашли в крови среди мёртвых кадетов, но при этом без единой раны, заставляет нервничать. Такого не может быть. Не может, чтобы я в полной мере ощущала смерть, будучи при этом абсолютно невредимой.
– Простите, – я опускаю голову. – Я и впрямь не знаю, что произошло. Что случилось с кадетами, что случилось со мной… Я…
– Мы это выясним, – обещает Ру. Хлопнув по коленям, страж встаёт и обращается к напарнице: – Я поеду в крепость и доложу обо всём…
– Нет, – его обрывает Луиза. – В крепость поеду я, а ты убедись, что с ней, – стражница кивает в мою сторону, – всё в порядке.
– Да она абсолютно здорова! И с Зыбиным у меня нет никакого желания общаться, ты же знаешь.
– Как будто у меня есть.
– Он хотя бы не грозился сожрать тебя при следующей встречи!
– Ру, ты здесь нужен, как лекарь…
– Прости, ничего не слышу, уже в пути! – и точно в подтверждение своих слов страж направляется к выходу. – Люблю тебя!
– А я думала, тебе нравятся те, у кого между ног кое-что болтается.
– Это приятное дополнение, но ты и без него изумительна! – с этими словами рыжая голова Ру скрывается за дверью. Я же остаюсь наедине со стражницей, которая не испытывает ко мне тёплых чувств. Но, возможно, первое впечатление обманчиво.
Луиза протяжно вздыхает, трёт переносицу и что-то бормочет себе под нос о дурости Ру. Затем поднимает глаза, вновь смотря на меня. И переводит взгляд на шишиг, чьи тела вздулись и начали гнить.
– Чисто из интереса: зачем?
– Это месть. Шуточная, ничего серьёзного. Неделю назад юноши подсунули мне в казарму анчуток3, а я в ответ повесила над их дверью вот это.
– Надо же. А ты мне нравишься всё больше и больше!
С этими словами Луиза встаёт и идёт к выходу. Я же неловко топчусь на месте, не зная, стоит ли мне оставаться в казарме или идти за стражницей. Та оборачивается, её ладонь касается креста, что висит на шеи, и в этот же миг шишиги вспыхивают искромётным пламенем. Роняю тварей, отходя подальше от огня.