Колымский тоннель
Шрифт:
– - Бывший капитан, -- сказал глухо Краснов.
– - Я на карточку назовусь Черновым.
Она чуть помолчала, потом спросила:
– - Зачем же так мрачно? Беловым назовись. Хоть Серовым...
– - От этого лучше не стану.
– - Ну, Васенька, не так уж ты плох.
– - Для тебя.
– - А для меня -- разве мало?
Он понимал, что она утешает. Жалеет побитого. А какого черта? Перед кем, в самом деле, он
виноват? Перед теми врагами народа, из которых ему
же!
– - выдирать признания любой ценой? Или перед теми, кто потом объявил врагом народа наркома
Ежова? Героя-наркома к стенке, остальных, кто с ним надрывался ночами, -- кого куда... Краснову не
выбраться бы с приисков, если бы не этот тоннель... Это ОНИ все, черт бы их побрал, виноваты
перед НИМ! И для тех и для других старался, не щадил себя... Самое правильное ему название --
пешка в чужой игре. Или еще обиднее, по-зековски -- "шестерка". А кого винить народу? И что такое,
в самом деле, -- народ? Кто это? Кто -- он, кто -- не он? Сейчас еще немного, и придется признать,
что Светка права...
– - Пойду-ка я пройдусь, -- сказал Краснов.
– - Может, курить у кого стрельну. А то в сон клонит.
– - Один пойдешь?
– - Да лучше бы...
– - Иди, Вася.
– - Смотрела так, будто прощалась. Краснов понял: она думает, что собрался в
тоннель. Скажет или нет? Она сказала: -- Не заблудись. Номер - на двери...
И больше ничего. И опустила голову.
Лилась бодрая приятная музыка, по экрану терминала гуляли цветовые полосы и пятна, будто за
окошком дул ветерок в радостном богатом саду.
– - Я недолго, -- пообещал Краснов.30
Она молча покивала.
– - Запрись. Мало ли что.
Он хлопнул себя по карманам, набросил меховую куртку и вышел.
7. Снова лишний.
"В пересчете на наше" было самое обеденное время. Краснов спустился на эскалаторе, вышел
из пирамиды и увидел то, что ожидал -- оживленное движение людей. Одетые разнообразно, но с
обязательной спортивностью, они отличались от любой знакомой ему городской публики только
модой: все в узких брюках и в легкой обуви, расцветка материалов -- яркая. С некоторым усилием он
разглядел еще одно отличие: ни значков, ни орденов, ни украшений. В большинстве они шли так же,
как и он, налегке. У некоторых были сумки через плечо. Ни одного портфеля, ни одной кошелки или
авоськи. Будь у Краснова побольше фантазии, он по виду прохожих вывел бы для всех общую черту -
– презрение к суете. Никто ничего не тащил, никто не занимал очередь. Кто-то в спешке толкнул
Краснова, но успел приобнять на бегу: "Прости,
опередили извиняющей улыбкой. У кого-то он спросил, который нынче день, и ему со смехом
ответили: "Осенний!" Из этого Краснов вывел, что о понедельниках и вторниках у них какое-то другое
представление. Но о том, что день выходной, догадался по праздному виду детей, которых, впрочем,
было совсем немного.
После стычки со Светкой он чувствовал себя так, будто получил сапогом по морде. По небритой
морде, ярко начищенным сапогом.
Однако некоторое утешение доставляло как раз отсутствие сапог в реальности. Его собственные
сапоги не гремели подковами по здешним дорожкам, а валялись в прозрачном мешке где-то под
терминалом в 137-й квартире, то есть блоке. И было Краснову без сапог непривычно. И без галифе --
тоже. Но было ему удобно и легко, будто он на физкультурном параде 7 ноября в Москве, в
молодежной колонне общества "Динамо".
Кстати, о здешних дорожках. Все они были проложены как попало, ни одного прямого угла.
Непривычно, но удобно. Краснов, задумавшись, побрел по одной, где не было ни людей, ни
асфальта, и скоро уперся в небольшую машину. Сооружение на толстеньких колесиках ползло ему
навстречу и дымилось. Дымил кузов, а из кабины махал паренек: отойди, мол, на травку. Краснов
сошел на травку и увидел, что за машиной тянется узкий дымящийся слой свежего асфальта. До него
дошло: дорожки здесь не планируют заранее, а просто дожидаются, пока народ протопчет, где ему
удобно, и там защищают землю асфальтом. Он понял это сразу, потому что в детдоме злился на
соседского дворника, который постоянно перекапывал народную тропинку через газон. И опять у него
возникло чувство сапога на небритой морде, потому что у себя в лагере он уже сам заставлял зеков
перекапывать такую же тропинку и ругался перед строем: "Порядка не понимаете".
Они здесь были, наверно, правы с их дорожками, их улыбками, с их подчеркнутым отвращением
к форменной одежде, но Краснову хотелось курить, а стрельнуть было не у кого. Может быть, у них
запрещено курить на улице? Он присел на край скамьи и заглянул в урну. Ни одного окурка. Краснов
понял, что их спортивная одежда -- не мода, а образ жизни. У них запрещено курить! Вот это да... Вот
это закрутили гайки... Не вздохнешь... Он зло сощурился, откинулся на спинку скамьи, разбросал
руки, вытянул ноги на дорожку и, для полной уверенности, пощупал сквозь куртку свой ТТ. Будь в