Колючка
Шрифт:
Настолько миниатюрную, что чемодан на колёсиках, который она тащит за ручку, смотрится рядом с ней непозволительно огромным титаном.
– Привет, - задорно улыбаются, приподнимая с переносицы солнцезащитные очки. Ну да, на улице же луна так и слепит. Самое время для очков.
– Эээ… - не, ну я не отрицаю, девица симпатичная, только вот причинно-следственной связи пока не улавливаю.
– Квартирой не ошиблась?
– Дань, не узнаёшь?
Ммм? Нет, не узнаю.
Смотрю ещё внимательней…
Хотя…
Стоп!
– Горошек, ты что ль?
– Александра, - поправляют меня вежливо.
Да. Точно она. Санька Горошек, дочь моей крёстной.
В последний раз мы виделись… эээ, лет пять назад. Ей тогда было около тринадцати-четырнадцати, и годы явно пошли ей на пользу.
Я-то запомнил её угловатой, нескладной девчонкой с косой до пояса мышиного цвета и ботаническими очками с толстенными стеклищами, а тут ля, в какую красотку превратился гадкий утёнок!
Интересно, она всё ещё в меня влюблена?
Тогда скрывать свою неуклюжую детскую симпатию ей удавалось плохо. Всё было слишком уж прозрачно, особенно с учётом разницы в возрасте, но потом я уехал сюда учиться, и жизнь нас раскидала.
А теперь вот вновь свела.
– Александра, Александра, - усмехаюсь, хотя всё ещё озадачен.
– Какими судьбами?
Горошек напрягается.
– А тётя Валя тебе что, не звонила?
Мать моя? Мне?
– Не звонила. Кажется.
– Прикольно. Ну вот, позвони ей. Пусть она тебя обрадует.
Всё. Теперь напрягаюсь уже я.
– Чем?
– Я у тебя поживу какое-то время. Пока мне место в общаге не дадут, - беззаботно пожимают обнажённым плечиком, с которого кокетливо спал вязаный кардиган, и, не дождавшись приглашения, деловито вкатывают в квартиру чемодан.
– Куда можно упасть? Постельное бельё у меня своё.
Постельное бельё. Поживу. Общаг…
Что-о?
***
– Здравствуй, Данечка, - раздается в трубке голос матери.
– Всё хорошо?
Было.
Было вот прям шикарно.
Всего минут так двадцать назад.
– Ничего не забыла рассказать?
– Эээ… В смысле?
– В прямом. По-моему, ты зажала какие-то новости.
– Слушай, не совсем тебя понимаю…
– Да я вот тоже немного не понял, когда ко мне в дом ввалилась блондинка с чемоданом.
Несколько секунд молчания.
– Ой! Сашенька уже приехала? Я думала, только завтра!
– А сообщить мне когда об этом собиралась? Тоже только завтра?
– Ой, а я разве не говорила? Неужели забыла предупредить? Вот голова дырявая! Прости бестолочь старую, сынок.
Ну-ну, та ещё королева драмы. Распинается так, что пожалеть охота. Но я же знаю мать. Как и знаю, что это всё не более чем театральный закос под дурочку.
Всё она прекрасно помнила, просто решила спецом схитрить. Знала, что если попросит заранее - рогами упрусь и откажу.
А теперь уж без вариантов.
– Из головы вылетело предупредить? Класс. А ничего, что в мои планы не входило нянькой становиться? У меня и своих забот по горло хватает.
– Данечка, ну как я могла отказать Нинель? Она же нам как родная. И Сашенька как родная. А у тебя трёшка. Неужели в ней не найдётся места маленькой девочке?
Спешу заметить - не такой уж и маленькой. Кобылка вымахала ого-го. В остальном же, как я и думал: бабский саммит, видимо, собрался вечерком за стаканчиком домашней настойки, порешал там всё, а оповестить других не сподобился.
Трындец. Ни одна, ни другая не предупредили. Я крёстную с матерью, конечно, люблю, но как же охота устроить разнос с переходом на личности…
Однако, увы. Не буду. Совесть не позволит.
– Ещё сюрпризов ждать?
– подпирая лбом дверной проём, обречённо вздыхаю, принимая поражение.
– Мелкий, часом, тоже не собирается перебраться ко мне на ПМЖ?
У Санька же ещё и брат младший есть.
– Дань, ему всего восемь, - напоминают, но по интонациям чувствуется, что мать довольна. Поняла, что выиграла этот раунд.
– Подумаешь. От вас можно ожидать чего угодно.
– Да брось, не утрируй. Семья же, а семью не бросают, когда помощь нужна. Ну а ты вообще как, оценил: какая девица уродилась? В станице табуны ухажёров под забором ночуют. Уже трое замуж звали.
Оценил. Ещё как оценил.
– Как тётка её вообще отпустила так далеко?
Я ж крёстную знаю. Она из тех разведённых одиночек, для которых дети - центр вселенной. Это и хорошо, и плохо, потому что при такой безусловной, даже слегка маниакальной любви, личного пространства птенчикам обычно не остаётся. Их стерегут как зеницу ока, душат гиперзаботой и лишают всякой самостоятельности.
– Так она и не отпускала. Сашка тайком поступила на бюджет и поставила перед фактом, за несколько часов до поезда, представляешь? Этой девчонке палец в рот не клади - откусит по локоть. Костями ляжет, но своего добьётся. Мать в слезах, а она ни в какую. Еду и всё.
Ого. Это что-то новенькое.
Я запомнил Горошка покладистой тихоней, во всём слушающейся мамочку, а тут такой открытый бунт. Видимо, слишком уж сильно её придавили. Вот та и не выдержала тисков, вырвавшись на свободу.
– Прикольно. Пубертат никого не щадит.
– Дань, ты только, пожалуйста, приглядывай за Сашулей. Нинель страшно переживает, - замечают осторожно так, вкрадчиво. И сразу выплывает на поверхность весь их хитроумный план: повесить беглянку на мою шею, чтоб та без присмотра не оставалась.