Кома
Шрифт:
– Мы с вами можем столкнуться с чем-то просто новым, – печально сказал он. – С чем-то, чему нет описаний ни в учебниках, ни в нашем с вами собственном опыте.
«М-да», – это было слово, которое подумал про себя, наверное, почти каждый. Сидящая справа от Николая Ляхина доктор закатила глаза и шевельнула губами, почти бесшумно произнеся неприличное выражение. При желании можно было даже догадаться какое именно. Сзади утомлённо вздохнули, как вздыхает старая собака под обеденным столом.
Именно после этого главный эндокринолог города, посмотрев на часы, поднялась. Видя, что и остальные начинают перешептываться и двигаться, завотделением, неосознанно
Полностью согласный с его формальной фразой, Николай неожиданно для себя задержался в опустевшей комнате именно чтобы подумать в одиночестве. Уходящая последней доктор посмотрела удивлённо, и удовлетворенная задумчивым выражением на его лице, показала на вытянутой руке ключ с привязанной марлевым жгутиком деревянной колобашкой, со стуком положив его на стол.
Мысль, пришедшая в голову лопуха-интерна, каким Николай себя со всей ясностью осознавал, не отличалась особой оригинальностью: «А что, если доктор прав?». Сама идея того, что конкретно на их отделении человечество в целом может столкнуться с неким новым заболеванием выглядела, несомненно, полностью идиотской. Отсюда и такая реакция докторов, перед знаниями и опытом которых Николай искренне преклонялся. Но поскольку настоящего ответа на происходящее так и не находилось, то она возникала то у одного доктора, то у другого. В конце концов, если ты параноик, то это вовсе не значит, что тебя на самом деле никто не хочет убить.
На бумаге всё было достаточно логично, – больные умирали от осложнений тяжёлых и преимущественно давно диагностированных у них болезней, либо от вызванной разнообразными причинами недостаточности органов – сердца, почек, лёгких. То, что все собравшиеся внезапно умереть больные устроили заговор с целью напакостить захлёбывающимся в попытках понять происходящее докторам, действительно могло прийти в только голову только параноику. Но всё же… Да, мысль о новой, неизвестной науке болезни выглядела так, что на высказавшего её смотрели с тихим сочувствием, но ведь всякое случалось даже в последние 50-100 лет. Появись ВИЧ-инфекция на тысячу лет раньше, и переплывшая Атлантику экспедиция ацтеков наткнулась бы на заросшие вековыми лесами развалины городов на месте угасшей Европы…
Встав и покачавшись на сжатых кулаках на подоконнике, Николай побурчал себе сквозь зубы. Просто ничего не значащие слова: «Бу-бу-бу…». Окно выходило во двор, и сквозь ряды облепленных молчаливыми петербургскими воронами растопыривших чёрные ветки деревьев были видны стайки уходящих из корпуса студентов. Асфальтированная дорожка изгибалась сложной петлёй, выпуская из себя протоптанные в бурых проплешинах голой ещё земли тропинки к калиткам и воротам в окружающей больничный сквер ограде. Студенты торопились либо на четвёртую «пару», либо к метро, к маршруткам, к трамваям. Меньшая часть, вероятно, может задержаться в читальном зале: посидеть над книгами и методичками. На виднеющейся сквозь группу ближайших таких деревьев, скользкой от висящей в воздухе мороси скамейке сидела одинокая согнувшая фигура – кто-то кого-то ждёт.
Ещё раз поглядев на часы и поправив сбившийся на бёдрах в складки халат, за секунды переделавший выражение на лице из грустного в уверенно-серьёзное молодой доктор Ляхин, выйдя из кабинета, запер дверь на ключ и остановился. Постояв у двери ещё минуту, он двинулся к своим больным – сначала «свежим», сегодняшним, потом всем остальным.
– Жрать-то как я хочу, мамочки! – оторвавшись от разглядывания его рисупков с противоположного конца сдвоенного ученического стола, Саша потянулась вверх и в стороны. Вовремя поднявший глаза Николай улыбнулся.
– И спать.
– А как же!
Саша радостно засмеялась. На неё было приятно смотреть.
– Ну, вот дождёшься куратора, и иди.
– А ты?
Ничего такого Николай в виду не имел, но Саша улыбнулась совсем уж загадочно. Неделю назад она продемонстрировала собравшейся на чай молодёжи окантованный синим картонный квадратик «приглашения», датированный серединой мая, и теперь по три раза в неделю просчитывала оставшиеся до свадьбы дни.
– И я, – согласилась она.
В кабинет с цоканьем каблуков и стуком дверью зашли Свердлова с Ульяной, и сразу же за ними просунулась голова доктора Хасабова с неврологии – явно по его душу. Поздоровавшись в спину доценту, Ринат, бывший однокурсник Николая, поманил его в коридор, и там объяснил, что двое свежих кредитоспособных радикулитников желают его массажа, поскольку относятся к замечательной категории больных, презирающих новомодную иглотерапию. Массаж был одной из разнообразных халтур, которые Николай практиковал, и которой не помешал его свежеполученный докторский диплом. Мнение больных об иголках он вполне разделял, и хотя в них верили многие доктора гораздо умнее и опытнее его, но против консерватизма не попрёшь. Договорившись о времени, Николай вернулся в кабинет, и дождавшись своей очереди отчитался перед доцентом за проведенный день.
С бабушки глаз не спускай, чует моё сердце, она нам ещё покажет, -рекомендовала Свердлова, морщась и проглядывая свежесделанные за день кардиограммы. Вообще, как это ни странно, но происходящее на отделении положительно отразилось на его эффективности с точки зрения скорости выполнения назначений. Раньше с функциональной диагностикой, УЗИ или нестандартным рентгеном могли спокойно тянуть и три дня, и четыре.
Теперь никто не хотел быть крайним в списке ответственных за очередную непонятную смерть, и это заставляло врачей и техников работать на редкость чётко и быстро.
Закончив, Николай попрощался с копающейся в каком-то ветхом справочнике, отмахнувшейся Ульяной и всеми остальными, включая совсем уж по-кошачьи разлегшуюся на краю стола Сашу. Затем он занёс подписанные Свердловой истории болезни на сестринский пост. Здесь он постоял минуточку за спиной у Лены – красивой башкирки в голубоватом, как сейчас было модно у сестёр, халате. Разминая ладонью затёкшую шею, он проводил глазами крепкого черноволосого парня в хорошем костюме и даже синих бахилах на ногах, несущего по коридору прозрачный пакет с персиками и свёрнутыми в трубочку газетами. Вежливо постучавшись, парень супулся в одну из палат, спросил что-то, выдвинулся обратно, и перешёл к соседней двери. Снутал номера «7» и «7А», обычное дело.