Команда «Наутилуса»
Шрифт:
Наружность этой безобразнейшей из всех обезьян вполне оправдывала данное ей туземцами прозвище «лесной дьявол». Около полуметра длиной, с жесткой черной гривой на спине и зеленоватого цвета туловищем, мандрил в особенности обращал на себя внимание своей головой. Она напоминала по форме голову собаки, но была украшена чуть ли не всеми цветами радуги: морда ярко-красная, морщинистые щеки синие, а остренькая бородка – желтая.
– Надо застрелить этого красавца, – сказал Гольм. – А то еще на его лай соберется сюда целая стая таких же уродов. Подразни-ка его, Ганс, чтобы
Ганс высунулся из-за дерева и бросил в обезьяну камень. Та повернулась, и тотчас же Гольм выстрелил. Обезьяна свалилась с дерева и неподвижно растянулась на земле.
Избавившись от назойливой обезьяны, путешественники начали очищать внутренность дупла от жуков, пауков, ящериц. Из дупла вылетела сова, а последний обитатель его – еж, был взят натуралистами для коллекции. Крепость была взята, и путники могли располагаться в ней на ночлег. Оставалось только запастись водой, перенести в новое убежище часть припасов и оттащить подальше от дерева убитую обезьяну – запах ее крови мог привлечь хищников.
– Мы не можем загородить вход в наше жилище, – сказал доктор, – поэтому один из нас должен караулить, пока другой спит. Ложись, Ганс, а я посторожу.
Медленно проходили час за часом. Началась ночная жизнь тропического леса и заговорила тысячью голосов, раздававшихся и во мху, и в высокой траве, и на вершинах деревьев. По крику и лаю можно было догадаться, с какой стороны приближались хищники. Иногда с деревьев падали плоды, трещали сухие ветки.
Вдруг затрещали сучья, задрожала земля. Вдали показались гигантские фигуры, приближавшиеся к убежищу натуралистов. Что, если это были боннии или бенины? Гольм осмотрел свою винтовку.
– Я не сплю, – послышался голос Ганса, – что это за шум?
Громкий рев и фырканье были ответом. Доктор вздохнул свободнее и опустил винтовку. Приближались, по всей вероятности, слоны, их вторжения в дупло опасаться было нечего. Вот у самого входа показался вожак и со всего размаха ударился о дерево, внутри которого сидели наши приятели. Только теперь они смогли рассмотреть ночных гостей. Это были не слоны, а носороги.
В слепой ярости бегали носороги вокруг дерева, беспрестанно ударяясь о него своими рогами. Листья и кора так и летели во все стороны, но дерево стояло, словно вылитое из железа. Животные, чуя человека, все больше и больше приходили в ярость.
Гольм прицелился. Он надеялся, что шум выстрела напугает и разгонит носорогов. Успех выстрела превзошел все ожидания. Едва только Гольм выстрелил, как ближайший носорог отскочил к своим товарищам, ломая все по дороге. Все стадо с громким ревом убежало в глубь леса.
– Счастье наше, – сказал Гольм, – что мы не встретились с ними на открытом месте. Нам пришлось бы тогда очень плохо. Носороги плохо видят и слышат, но обоняние у них замечательное. Они издали чуют человека. Тогда животное с яростью бросается на охотника и при этом часто падает в ямы, которые нарочно для этого вырывают. Их легко поймать таким способом.
– Кожа этих великанов, так смешно удиравших от выстрела как будто была гладкая. А мне помнится, что у носорога в нашем зоологическом саду она была покрыта большими складками. Отчего это? – спросил Ганс.
– Оттого, что гамбургский носорог был родом из Индии и несколько иной породы, – отвечал доктор. – Ну а теперь я должен обязательно поспать. Карауль теперь ты. Всю следующую ночь нам придется пространствовать, так что надо хоть сегодня выспаться.
Снова наступила тишина. Гольм спал. Ганс слышал мерное дыхание Гольма, все кругом было тихо, и вот голова молодого сторожа понемногу начала покачиваться. Вскоре юноша крепко заснул.
Когда оба проснулись, солнце стояло уже высоко. В лесу раздавался птичий концерт, кричали где-то неподалеку обезьяны, а по поляне порхали бабочки.
– Что же мы станем теперь делать? – спросил Ганс.
– Что? Пойдем на охоту, станем собирать ягоды, принесем свежей воды. А как только на небе заблестит первая звездочка – тронемся в путь.
– И ты надеешься добраться до берега?
– Даже уверен в этом. Не знаю только наверное – встретим ли мы на пути негритянскую деревню. А на пароход-то уже обязательно попадем.
Во время этого разговора они вышли на полянку и только теперь заметили, какое опустошение произвели ночью носороги. Трава и кустарники были смяты, вокруг дерева кучами валялись обломанные ветви, дорога, проложенная великанами среди чащи, издали бросалась в глаза. Гольм показал на нее Гансу.
– По всей вероятности, – сказал он, – здесь где-нибудь находится речка или озеро, куда носороги ходят на водопой. Пойдем по их следам.
– А если они еще там?
– Это навряд ли. К тому же и ветер дует нам прямо в спину. Животные издали нас учуют.
Действительно, вскоре показался маленький ручеек, впадавший в довольно большое, но мелкое озеро. Плоские берега озера были покрыты стаями болотных птиц, лакомившихся здесь улитками и лягушками. На середине озера чернело несколько спин бегемотов с детенышами. Стрекозы кружились над камышами. Мирной картины не нарушало даже стадо буйволов, с громадными рогами, пасшееся на пригорке.
При появлении охотников стадо пустилось отчаянным галопом в лес и вскоре скрылось в густом кустарнике. Считая преследование бесполезным, охотники собирались уже повернуть назад, как вдруг из-за кустов выскочил громадный буйвол. Ганс и Гольм отскочили в сторону, а буйвол со всего размаха так ударился рогами в тамариндовое дерево, что запутался ими в лианах. Две метких пули положили его на месте. Вырезав для себя несколько кусков мяса из спины, охотники оставили остальное на долю хищников.
– Жаль, что нам не в чем приготовить язык буйвола. Это, говорят, очень вкусная вещь, – заметил Гольм, разрезая охотничьим ножом кожу буйвола. – Ну, да теперь не до лакомства.
Запасшись провизией, они отправились к дуплистому баобабу. Оставленные одеяла и припасы лежали там в целости. Чтобы долго не хлопотать с жарким, мясо мелко изрубили на плоском камне, приправили его солью и перцем и слегка поджарили на костре. Такие полусырые котлеты показались путешественникам очень вкусными, а на десерт нашлось несколько ананасов.