Командарм

Мах Макс

Кравцов закурил наконец и вопросительно посмотрел на Котовского.

— Точно! — кивнул тот. — Штубис. Но я его, уж прости, как Леню Заковского знаю.

— Бог с ним, — отмахнулся Кравцов. — Он все равно не в моей компетенции.

— Это точно, — подтвердил Котовский, разливая по новой. — Но вот Левка Задов, сука махновская, твой человек.

— Ты Зиньковского имеешь в виду? — спросил Кравцов, попыхивая трубкой. — Начальника махновской контрразведки?

— Он теперь на отделении Военконтроля по Приднестровью сидит.

"Опаньки! Так просто? Он, что совсем сдурел, так запросто козыри сдавать?"

— Извини, Григорий Иванович, но я до сего часа не знал, что Лев Зиньковский служит в Военконтроле. Честное большевистское!

— А что, — спросил он через мгновение. — Не срослось что

ли?

— Есть мнение, что копает, сука, под меня по заданию Троцкого!

— Ты не обижайся, Григорий Иванович, но Льву Давыдовичу только под тебя копать! Больше дел у него нет! Но если даже допустить, Задов-то здесь причем?

— Не скажи! — Котовский опять взялся за бутылку. — Ты вот не троцкист, это я доподлинно знаю. Симпатизируешь, может быть, но не шестеришь! А Левка Задов, как есть, в Одесский актив троцкистской платформы входил. Лева с Левой всегда общий язык найдут!

— На что намекаешь?! — вскинулся Макс.

Вообще-то, он знал, что Котовский не антисемит, но уж больно карта была козырная. Вторая по счету.

— Да, ни на что! — огрызнулся Котовский. — Окстись! Меня самого легче в жиды записать, чем в антисемиты. У меня, считай, вся жизнь между евреями прошла. Я с самим Японцем дружил!

— Выскажись уже! — предложил тогда Кравцов, понимая, что пришло время для некоторой степени откровенности.

— О чем? — глаза Котовского смотрели трезво, оценивающе, он словно выглядывал изнутри чужого несколько одутловатого нездорового лица.

— О том. — Кравцов не собирался попадаться на эту незамысловатую уловку. Если знает, пусть сам скажет, тогда и разговор состоится.

— Они же похожи, хоть и не близнята! — сказал Котовский.

"Значит, знает".

— Это ты кому другому расскажи, — предложил Макс, пыхнув трубкой, — может быть и поверят.

— Знаю я. Неважно откуда, а знаю, — сдал назад Котовский. — Просто знаю, понимаешь? Знаю, что она Лизкина младшая сестра.

"Ну, вот ты и сказал!"

— И что с того? — Кравцов даже улыбнулся в душе.

Теперь хотя бы один из "козырей" Котовского становился ему ясен, хоть и не до конца. Отнюдь, нет. Наверняка, что-то было припасено Григорием Ивановичем на "не сразу".

— Та, ничего! — вполне естественно улыбнулся Котовский, снова разливая коньяк по стаканам. — А только бриллианты Ржевского-Раевского [38] так и не нашлись. Это я так, в качестве гипотезы излагаю. В Одессе говорили, что Ржевского убили бандиты Япончика, а брюлики, будто бы в Турцию утекли тогда же — в феврале девятнадцатого.

38

Борис Михайлович Ржевский-Раевский — известный авантюрист времен Революции и Гражданской войны. По некоторым данным являлся агентом ЧК в оккупированной Одессе. Погиб при невыясненных обстоятельствах в январе 1919 года.

"Значит, все-таки клад Японца. Ну-ну…"

— Ну, и в чем здесь цимес?

— В том, что Лиза…

— Лизу убили вместе с Мишей твои люди, — спокойно уточнил Кравцов. — Урсулов там был, еще кое-кто. И не спорь, Григорий Иванович! Я это точно знаю. Мне Тибор Самуэли в мае девятнадцатого все в подробностях рассказал. И про тебя, и про Подвойского, и про Мишу с Лизой.

Теперь, когда Тибор — один из создателей и руководителей компартии Венгрии — был давно мертв (его расстреляли австрийцы все в том же проклятом девятнадцатом году), Макс мог валить на покойника все, что угодно. Тибор ведь, и в самом деле, служил политработником в Пятьдесят Четвертом имени Ленина Советском стрелковом полку Третьей Украинской армии. А Миша Японец был командиром этого полка, и его убийство прикрыли липой о "мародерстве и трусости" бойцов полка, которые на самом деле трижды опрокидывали петлюровцев, а не бежали от них, как братва Котовского. Обвинили и убили без суда и следствия, расстреляв выстрелами в спину и Мишу Винницкого, и его жену Лизу, и еще несколько близких к нему людей из штаба полка. И то, что Лиза выжила и рассказала, что и как произошло тогда на станции Вознесенск, знали только Кравцов и еще несколько людей, которые болтать о таком не станут.

Кравцов даже Рашель ничего об этом не рассказал, не к чему ей все это знать. Одна головная боль, и только. Да и свидетельство Лизы, увы, к делу не пришьешь, а ответный огонь вызвать — легче легкого. Но теперь обстоятельства изменились: Котовский предполагал использовать эту подлую историю в своих целях, а значит и Максу таиться больше нечего. Однако и раскрывать все свои карты до времени он не собирался.

"Поживем, увидим".

К сожалению, Лиза не знала, за что убили Мишу, как, впрочем, и Котовский, к счастью, не знал, что есть живой свидетель тех событий, и это отнюдь не Урсулов и не Синкжов [39] . И не покойный товарищ Самуэли…

5.

Посидели еще с полчаса, выпили вторую поллитровку, попугали друг друга мелкими ужасами из прошлого и настоящего, и вдруг — как-то мягко и даже ненавязчиво — перешли к делу. И получалось, что все остальное — лишь игра и "уханье" в тумане, а дело… Дело заключается совсем в другом. И не для того, чтобы "ворошить прошлое", вернее, не только за этим, пригласил Котовский Кравцова к себе в Наркомат…

39

Участники событий, приведших к гибели командира 54-го стрелкового полка.

— Это ненормальное положение, — сказал Котовский, в очередной раз, разливая коньяк. — Ты, Макс Давыдович, военный человек — должен понимать такие вещи лучше меня.

Два раза за вечер поступало предложение перейти на имена без отчеств, но Кравцов не соглашался. Ему некоторая дистанция, обозначенная поминанием отца, не мешала, а напротив помогала вести трудный разговор. Тем более под алкоголь. Вообще-то, Кравцов любил выпить и умел это делать, однако никогда не путал божий дар с яичницей. Серьезные разговоры он предпочитал вести на трезвую голову, точно так же как никогда не пил во время боев. Командовать во хмелю — дурная идея. А ну как прикажешь чего сгоряча? Нет, не годится. Была б его воля, пьяных командиров расстреливал бы на месте. И этот разговор не стал бы вести "под коньячок". На самом деле вообще не начал бы, но выбора ему не оставили. Инициатором разговора был Котовский, и останавливать замнаркома, да еще такого, как Григорий Иванович, на полуслове, могло оказаться хуже, чем продолжать.

— Давай без обид и личностей! — предложил Котовский. — Просто посмотри на вещи объективно. Реввоенсовет — это же коллегия Наркомата по Военным и Морским Делам. Не веришь, проверь в решениях СНК и ВЦИК. Там все так и записано. Коллегия Наркомата, потому и Нарком естественным образом являлся председателем РВС. Так во всех наркоматах, ты же знаешь! Вот есть у нас Народный Комиссариат Финансов, а в нем коллегия, и председательствует в этой коллегии их нарком — Григорий Яковлевич Сокольников. Понимаешь?

— Понимаю, — кивнул Макс. — Только, тогда, позволь и мне пример привести. Есть у нас Совет Народных Комиссаров, так?

— Так, — согласился Котовский, не сообразивший, видно, куда клонит Макс.

— Так, — Кравцов хотел было пыхнуть трубкой, но табак прогорел, и трубка погасла. — И, стало быть, товарищ Сталин должен председательствовать, по идее, во всех коллегиях, какие при СНК состоят. Но ведь не председательствует. Впрочем, я тебе, Григорий Иванович, и лучше пример дать могу. Формально ОГПУ — управление при СНК, а реально ты себе разграничения полномочий между Дзержинским и Белобородовым [40] хорошо представляешь? И что получается? У Феликса в ОГПУ своя коллегия, а у Белобородова в Наркомате — своя. У Михаила Васильевича коллегия наркомата уже больше года работает, и ничего — справляется. И у Льва Давыдовича в РВС теперь одиннадцать человек состоит — вполне себе коллегия. Разделились. Каждый теперь сам по себе живет. Не вижу причин, чтобы что-нибудь менять. От добра добра не ищут.

40

В описываемое время Александр Георгиевич Белобородов возглавляет НКВД.