Командир и штурман
Шрифт:
За зеленой дверью на одном из верхних этажей Стивен и мистер Флори уже сидели за немудреной трапезой, заняв несколько столов и стульев. Дело в том, что после того как оба вернулись из госпиталя, они препарировали хорошо сохранившегося дельфина, который лежал на высокой скамье у окна рядом с каким-то предметом, закрытым простыней.
– Некоторые капитаны считают самой разумной политикой включать в список убитых и раненых – жертв столкновений или временного недомогания, – говорил мистер Флори, – поскольку перечень кровавых потерь выглядит солидно в официальной газете. Другие не включают в донесения о потерях тех лиц, которые, хоть и были ранены, но остались живы, поскольку небольшое количество убитых и раненых свидетельствует об осмотрительности
– Совершенно верно.
– Понятно… Позвольте предложить вам ломтик холодной телятины. Пожалуйста, передайте мне острый нож. Для того чтобы насладиться ее вкусом, телятину нужно резать тоненькими ломтиками.
– Этот нож недостаточно остер, – отозвался Стивен. – Попробуйте использовать скальпель. – Он повернулся к дельфину. – Нет, – произнес он, заглянув ему под плавник. – Где же мы могли оставить его? Хотя есть еще один, – продолжал он, приподняв простыню. – Вот это лезвие наверняка шведская сталь. Я вижу, вы начали надрез с гиппократовой точки, – заметил он, приподняв простыню выше и разглядывая то, что недавно было молодой дамой.
– Пожалуй, нужно вымыть инструмент, – предложил Флори.
– Достаточно будет протереть его, – отозвался Стивен, используя для этого угол простыни. – Кстати, а что послужило причиной смерти? – спросил он, опустив ткань.
– Хороший вопрос, – сказал мистер Флори. Отрезав первый ломтик, он скормил его грифу белоголовому, привязанному за ногу в углу комнаты. – Хороший вопрос, но я склонен полагать, что, прежде чем утонуть, она была жестоко избита. Ах эти милые слабости, эти безрассудства… Да, относительно продвижения по службе вашего друга… – Мистер Флори помолчал, разглядывая длинный прямой обоюдоострый скальпель. – Если снабдить человека рогами, он может вас забодать, – заметил он вскользь, но исподлобья наблюдал за тем, какое впечатление произвели его слова.
– Совершенно верно, – согласился Стивен, швырнув стервятнику кусок хряща. – Как правило, fenum habent in cornu [55] . Но наверняка, – продолжал он, улыбаясь мистеру Флори, – вы не имеете в виду рогоносцев как таковых? Не хотите быть более конкретным? Или же вы имеете в виду молодую особу под простыней? Я знаю, что вы говорите чистосердечно, и я вас уверяю, что никакая откровенность не может обидеть.
– Ну что ж, – отвечал мистер Флори. – Дело в том, что ваш друг – я бы сказал, наш друг, поскольку по-настоящему уважаю его и считаю, что его подвиг делает честь нашей службе, всем нам, – наш друг ведет себя очень неблагоразумно. То же можно сказать и о даме. Надеюсь, вы следите за моей мыслью?
55
Бодливой корове Бог рогов не дает (лат.).
– Ну разумеется.
– Муж этим возмущен, а он в таком положении, что может поддаться своему возмущению, если наш друг не будет очень осторожен – в высшей степени осмотрителен. Супруг не станет требовать сатисфакции – это вовсе не его стиль, – жалкий тип. Но он может поймать его в ловушку, заставив совершить акт неповиновения, и таким образом довести дело до трибунала. Наш друг известен своим сумасбродством, решительностью и удачливостью, а не строгим соблюдением субординации. Между тем некоторые старшие офицеры очень завидуют ему и весьма недовольны его успехом. Более того, он тори, во всяком случае, его семья принадлежит к тори, в то время как супруг и нынешний первый лорд Адмиралтейства – отъявленные виги, мерзкие, крикливые псы вигов. Вы меня слушаете, доктор Мэтьюрин?
— Разумеется, сэр, и я весьма вам обязан за ту откровенность, с какой вы мне все это рассказываете. Она подтверждает то, о чем я думал сам, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы он осознал шаткость своего положения. Хотя, признаюсь, – добавил он со вздохом, – бывают моменты, когда мне кажется, что в данном случае ничто, кроме
– Порой член справедливее называть корнем – корнем зла, – заметил мистер Флори.
56
Половой член (лат.).
Писарь Дэвид Ричардс тоже обедал, но он трапезовал в кругу семьи.
– Как всем известно, – вещал он слушавшим его с почтением родственникам, – должность писаря на военном корабле самая опасная: он все время находится на шканцах с грифельной доской и часами рядом с капитаном, чтобы регистрировать происходящие события. И огонь всех мушкетов и множества больших орудий сосредоточен на нем. Однако он должен оставаться на месте, помогая капитану своим хладнокровием и советами.
– О, Дэви! – воскликнула тетушка. – Неужели он спрашивал у тебя совета?
– Спрашивал ли он у меня совета, мадам? Ха – ха, а вы как думали, черт побери?
– Не чертыхайся, дорогой, – привычно остановила его тетушка. – Это некрасиво.
– «Послушайте, бакалавр мистер Ричардс, – говорит он мне, когда нам на голову, словно снег с елки, падают обломки грот – стеньги, пробивая защитную сетку, – я не знаю, что делать. Я в растерянности, как мне быть?» «Есть только один выход, сэр, – говорю я ему. – Атакуйте неприятеля. Высаживайтесь на носу и на корме, и, клянусь всеми святыми, через пять минут фрегат будет наш». Ну так вот, мадам и кузины, я не люблю хвастать и признаюсь, что нам потребовалось на все про все целых десять минут, но дело стоило этого, поскольку мы захватили красивый, обшитый медью, с новенькими парусами фрегат – шебеку, каких я в жизни не видывал. И когда я вернулся на корму, заколов кортиком писаря испанского капитана, капитан Обри пожал мне руку и со слезами на глазах сказал: «Ричардс, все мы должны быть очень благодарны вам». Вот что он сказал. А я ему в ответ: «Сэр, вы очень добры, но я не сделал ничего такого, что не было бы по плечу любому исправному капитанскому писарю». «Что ж, – отвечал он, – тогда отлично». – Отхлебнув портвейна, Ричардс продолжал: – Я хотел было сказать ему: «Послушайте, Кудряш, – так его зовут на корабле, как меня – Отчаянным Дэви или Громоподобным Ричардсом, – назначьте меня мичманом на „Какафуэго“, когда правительство выкупит его, и мы будем квиты». Возможно, я скажу это ему завтра, потому что чувствую в себе талант командира. Каждому из нас полагается двенадцать фунтов десять шиллингов – по тринадцать фунтов с тонны, как вы считаете, сэр? – обратился он к дяде. – Мы же не очень попортили ему корпус.
– Да, – помедлив, отвечал мистер Уильямс. – Если бы правительство приобрело фрегат, то его цена и цена припасов окупили бы эту сумму. Капитан О. получил бы пять тысяч фунтов чистоганом помимо наградных, а твоя доля составила бы – сейчас подсчитаем – двести шестьдесят три фунта четырнадцать шиллингов и два пенса. Если только его купит правительство.
– А почему вы прибавляете слово «если», дядюшка?
– Да потому, что известная особа производит закупки для Адмиралтейства; известная особа имеет даму, которая не отличается излишней робостью, и известная особа может устроить страшный скандал. О, Кудряш, Кудряш, и почему же ты такой Кудряш? – вопрошал мистер Уильям к несказанному изумлению своих племянниц. – Если бы он занимался делом, а не строил из себя племенного жеребца, то он…
– Это она привязала его к своей юбке! – воскликнула миссис Уильямс, которая ни разу не позволила супругу высказаться до конца после того, как в 1782 году в церкви Святой Троицы в Плимут Доке он произнес: «Я согласен».
– Распутница этакая! – вскричала ее незамужняя сестра, и глаза племянниц, расширившиеся еще больше, обратились в ее сторону.
– Потаскуха! – воскликнула миссис Томас. – Кузен моей Пакиты правил фаэтоном, в котором она ехала на набережную, и вы ни за что не поверите…