Командир и штурман
Шрифт:
– Ее надо было бы привязать к телеге и провезти по городу, лупя при этом кнутом. Дали бы мне кнут…
– Полно тебе, дорогая…
– Что, мистер У. , тоже на клубничку потянуло? – воскликнула его жена. – И думать забудь! Блудливая кошка, негодница.
За последние месяцы репутация легкомысленной капитанши значительно пострадала, ее грехи старательно раздували, и жена губернатора приняла ее не слишком тепло. Однако внешность Молли Харт изменилась почти до неузнаваемости – она и раньше была интересной женщиной, теперь же стала настоящей красавицей. На концерт она приехала вместе с леди Уоррен. Перед губернаторским домом собрался целый отряд военных и моряков, чтобы встретить их карету. Теперь
Когда появился Джек, мужчины отступили, а некоторые из них вернулись к своим дамам, которые стали спрашивать, не нашли ли они миссис Харт очень постаревшей, дурно одетой, совершенной каргой? Какая жалость, в ее-то возрасте, бедняжка. Ей, должно быть, не меньше тридцати, сорока, сорока пяти. Кружевные митенки! Ну кто теперь носит кружевные митенки? При сильном освещении она выглядит невыгодно, а надевать такие огромные жемчужины – разве это не верх вульгарности?
«В ней есть что-то от шлюхи», – думал Джек, с восхищением разглядывая Молли, стоявшую с высоко поднятой головой, – так, будто она бросала вызов сплетничающим о ней дамам. В ней действительно было что-то от шлюхи, но от этого в нем еще больше разгорался аппетит. Она предназначалась только для достигших успеха, но такой приз, как «Какафуэго», по мнению Джека, делал доступным и такой приз, как Молли.
После нескольких пустых фраз – образца притворства, которым, по мнению Джека, он великолепно владел,-толпа, шаркая подошвами, направилась в музыкальный салон, где Молли Харт, сиявшая красотой, села за арфу, а остальные расположились на небольших золоченых стульях.
– Что будут давать? – спросил чей-то голос сзади. Оглянувшись, Джек увидел Стивена – с нетерпением ожидающего праздника, напудренного, почти нарядного, если бы он не забыл надеть под камзол сорочку с отложным воротом.
– Что-то из Боккерини – пьеса для виолончели – и трио Гайдна в нашей аранжировке. Миссис Харт будет исполнять свою партию на арфе. Садитесь рядом со мной.
– Пожалуй, так и придется поступить, – отозвался Стивен. – В салоне так тесно. Я надеюсь получить удовольствие от этого концерта. Нам еще не скоро доведется вновь слушать музыку.
– Чепуха, – ответил Джек Обри, не обращая внимания на его слова. – Предстоит прием у миссис Браун.
– К тому времени мы будем на пути к Мальте. В данный момент составляется надлежащий приказ.
– Судно совсем не готово к походу, – возразил Джек. – Вы, должно быть, ошибаетесь.
– Я узнал об этом от самого секретаря, – сказал Стивен, пожав плечами.
– Вот негодяй!.. – воскликнул Джек Обри.
– Тише! – цыкнули на него.
Первая скрипка кивнула, опустила смычок, и спустя мгновение все дружно начали играть, наполняя салон гармонией звуков, подготавливая слушателей к задумчивому пению виолончели.
– В целом, – произнес Стивен, – Мальта – место, способное разочаровать. Но я, во всяком случае, нашел на берегу достаточное количество морского лука. И набрал полную корзину.
– Вы правы, – отозвался Джек Обри. – Хотя, видит бог, если бы не бедняга Пуллингс, я бы жаловаться не стал. Оснастили нас великолепно, только длинных весел не нашлось. Никто не мог быть более внимателен к нам, чем главный интендант. А угощали нас как императоров. Как вы думаете, одна из ваших морских луковиц может поставить человека на ноги? А то я чувствую себя совсем как выхолощенный кот. Сам не свой.
Стивен внимательно взглянул на него, пощупал пульс, изучил язык и задавая неприятные вопросы, осмотрел его.
– Это из-за раны? – спросил Джек, встревоженный серьезным видом доктора.
– Из-за раны, если угодно, – отозвался Стивен. – Но не той, что была получена вами на борту «Какафуэго».
Одна ваша знакомая дама была слишком щедра и повсюду расточала свои милости.
– О господи! – воскликнул Джек, с которым такая неприятность приключилась впервые.
– Не расстраивайтесь, – произнес Стивен, сочувственно глядя на Джека Обри. – Скоро мы поставим вас на ноги. Если примем меры своевременно, то больших проблем не будет. Вам следует воздержаться от плотских утех, пить лишь ячменный отвар и есть кашу – жидкую кашу, никакой говядины или баранины, никакого вина и крепких напитков. Если правда то, что Маршалл говорит о переходе на восток в это время года, наряду с нашим заходом в Палермо, вы, конечно же, снова сможете губить свое здоровье, перспективы, здравый смысл, внешность и счастье к тому времени, когда нам откроется мыс Мола.
Доктор вышел из каюты, как показалось Джеку, с бесчеловечным равнодушием и направился прямо вниз, где смешал порцию микстуры с порошком, запасы которого у него (как у всех других судовых врачей) постоянно были под рукой. Из-за грегале, дувшего порывами от мыса Деламара, «Софи» шла со значительным креном на подветренный борт.
– Наполовину больше, чем надо, – заметил Стивен, балансируя, как заправский моряк, и вылил излишек в пузырек на двадцать драхм. – Не беда. Лекарство пригодится еще и юному Бабингтону.
Заткнув пузырек пробкой, он поставил его на огороженную полку, сосчитал такие же пузырьки с наклеенными на них названиями и вернулся в каюту. Он прекрасно понимал, что Джек станет руководствоваться старинным морским правилом: чем больше, тем лучше – и отправится к праотцам, если за ним не следить внимательно. Он стоял и размышлял о том, как при такого рода отношениях переходит от одного к другому авторитет (скорее, потенциальный авторитет, поскольку они никогда не вступали в открытый конфликт), наблюдая, как Джек задыхается и блюет, выплевывая тошнотворное лекарство. С тех пор как Стивен Мэтьюрин разбогател, получив свою долю первых призовых денег, он постоянно закупал большое количество вонючей смолы, бобровой струи и других снадобий, с тем чтобы его лекарства были гораздо отвратительнее по вкусу, запаху и текстуре, чем у других флотских врачей. Так что самые отчаянные пациенты на собственной шкуре убедились, что их лечат.
– Капитана беспокоят раны, – объявил он во время обеда, – и завтра он не сможет принять приглашение на обед в кают-компании. Я велел ему оставаться в каюте и есть жидкую пищу.
– Он сильно пострадал? – почтительно спросил его мистер Далзил.
Мистер Далзил был одним из разочарований, которые доставила им Мальта: все члены экипажа надеялись, что Томас Пуллингс будет утвержден в должности лейтенанта, но адмирал прислал своего ставленника – кузена мистера Далзила, служившего в фирме «Аухтерботи и Соддс». Он подсластил пилюлю, пообещав «иметь мистера Пуллингса в виду и специально упомянуть о нем в Адмиралтействе», однако ничего не изменилось: Пуллингс оставался помощником штурмана. Его «не удостоили» звания – это было первым пятном на их победе. Мистер Далзил почувствовал это и был чрезвычайно сговорчив, хотя ему это было необязательно делать, поскольку Пуллингс был самым непритязательным существом на свете: робость покидала его только на палубе вражеского корабля.
– Да, – отвечал Стивен. – Сильно пострадал. У него рубленые, огнестрельные и колотые раны. Прозондировав его старую рану, я обнаружил в ней кусок металла – пулю, которую он получил во время сражения на Ниле.
– Достаточно, чтобы доставить неприятности любому, – отозвался мистер Далзил, который не по своей вине не участвовал ни в каких боях и от этого переживал.
– Прошу прощения за то, что вмешиваюсь, доктор, – произнес Маршалл, – но не могут ли раны открыться из-за волнений? А он наверняка станет волноваться, и еще как, если мы не окажемся в районе крейсерства, – ведь сезон проходит.