Командир Особого взвода
Шрифт:
— Отскочи, Чугай, — не поднимая глаз, буркнул старшина, продолжая резать, — свет застишь. Батя стекольщиком был?
— Папаша у меня всю жизнь печником работал, — Чугай опустился на траву рядом, крякнул, примащиваясь огромным телом. Потом и вовсе лег, заложил ручищи за голову, стал смотреть в небо.
— Сказать что-то хотел? — Нефедов закончил вырезать два плоских острых колышка и теперь кончиком лезвия царапал на них какие-то значки. Чугай промолчал. Степан наконец поглядел на него усмешливо, покатал в зубах мокрый мундштук окурка, выплюнул под сапоги.
— Я говорю — сказать чего хотел, или так,
— Ну… — начал тот неохотно. Потрещал костяшками пальцев, потом протянул дальше:
— В общем, ребята прислали. Спрашивают, что такое намечается. Вы же у начальства были, товарищ старшина?
— Вань, а Вань? Ты с каких пор меня на «Вы» стал величать? — Степан дунул на колышки, спрятал их за голенище, а финку сунул в брезентовые ножны. — Начальства рядом вроде нету.
— Степан Матвеич, — Чугай повернулся на бок, оперся на локоть, — не темни. Ясно же, что ты собрался куда-то. Почему один? А мы?
— А вы остаетесь. Потому что это приказ. И куда и зачем я иду — знать не нужно, даже вам.
— Зря ты так, Степан Матвеич…
— Мне виднее. Ты лучше вот что сделай. Ботинки мои старые найди. Я их вчера сдуру выбросить решил, выставил из землянки в кучу валежника. В сапогах не пойду, обносить не успел; а ботинки, хоть и латаные, зато по ноге растоптаны.
— Нашел башмачника… — пробормотал Чугай, но тут же подскочил, ухнул, стряхнул с маскхалата щепки и травинки. — Все остальное готово, или еще чего нужно?
— Нужно. Еще нужен гвоздь кованый, его у Саньки Конюхова возьми. Остальное готово. За старшего останется опять же Конюхов. Ухожу в ночь.
— Понятное дело…
Чугай ушел, а Степан сгорбился на чурбачке, закурил новую папиросу и долго, невидящим взглядом следил как дождевые капли кропят блестящие голенища новых сапог.
— Он справится? — требовательно спросил человек в шинели внакидку, стоя спиной к чуть слышно потрескивающей керосинке.
— Только он и справится, — ответил полковник Иванцов. Лицо его было серым от недосыпа, покрасневшие глаза, которые полковник непрерывно тер широкой костистой ладонью, чтоб разогнать усталость, глубоко запали в глазницах.
— Почему вы так считаете? — человек в шинели стоял, укрытый тенью, и Иванцов не видел его лица, только силуэт в ореоле света.
— Почему так считаете? — повторил человек. — Есть же спецчасти, диверсанты, разведгруппы в конце-концов… А вы настаиваете на посылке одного человека, да еще из Охотников. Это, конечно, профессионалы, но они чистильщики, у них совершенно другая обязанность.
— Я знаю, — перебил полковник, — но все-таки продолжаю считать, что лучше Нефедова никого нет. Во-первых, он знает эти места не по топокартам, у него отсюда родом дед. Во-вторых, он… скажем так… воспитан не только людьми.
— Альвы? — быстро переспросил собеседник. — Интересно…
— Да, альвы. Он прошел такую жестокую школу, которую нам с вами и представить-то трудно. Раз пообещав, он не остановится. Во-вторых, он практически невосприимчив, иммунен к действию Боевых Слов. И наконец, — Иванцов прищурился и все-таки сумел разглядеть лицо в сгустке теней, ответить на пристальный взгляд своим, не отводя глаз, — наконец, он проверен со всех сторон, и прошлые грехи, за которые он ответил, приказано считать забытыми. Или у вас есть сомнения?
Тишину нарушил голос человека в шинели.
— Нет. Сомнений у меня нет.
— Тогда ставьте задачу.
— Хорошо, — немного помедлив, согласился человек, — задача такая. По нашим сведениям, в этом районе, где немцы развернули мощную оборонительную сеть, их поддерживают не только собственные боевые маги, хотя и без них никак — но и местный, очень сильный колдун.
— Один колдун? — хмыкнул Иванцов.
— Один, — кивнул головой собеседник, — но не из последних. Достаточно сказать, что в наведенную им сеть угодили две группы, заброшенные с воздуха. Естественно, с целью ликвидации. Пойми, Иванцов, — человек оперся на стол, шинель соскользнула у него с плеч и упала на пол, но он даже не заметил, — он нам как кость в горле, этот чертов колдун! Времени нет, мы не можем задействовать еще одну группу. А твой Нефедов, буду говорить честно, приходится ему дальним родственником по матери.
— Это что же… Значит, вы с самого начала знали, что пойдет Нефедов? — глухо спросил полковник.
— Знал, не знал… — собеседник Иванцова махнул рукой. — Не в этом дело. А дело в том, что Степан может на него как-то повлиять. Поговорить или еще что… В общем, сделать так, чтоб колдун работал на нас. Если это не получится — тогда уничтожить. Ликвидировать.
— Предлагаете Нефедову лично убить своего родственника?
— Я не предлагаю, — человек поднял шинель, продел руки в рукава и внимательно посмотрел на Иванцова.
— Я не предлагаю. Я — приказываю.
Безлунная ночь сменилась блеклым рассветным утром, когда он наконец-то вышел к деревне. Позади остались километры, которые пришлось проползти через бесконечные витки колючей проволоки, огибая ямы с кольями и превозмогая ломящую боль в висках, разливающуюся холодом от стиснутых в зубах оберегов. От них остро и мучительно ныли зубы, и кровь текла из носа почти не переставая, но выплюнуть ледяные пластинки было нельзя, потому что где-то в воздухе, почти задевая мокрые от пота лопатки, шевелилась невидимая сеть. Она раскинула щупальца повсюду, и только обереги мешали тому, кто эту сеть расставил, учуять Степана и насмерть пригвоздить к болотному мху. Если бы на его месте был кто-то другой, не такой чуткий, воспитанный людьми, он бы попался и висел бы уже, как выжатая досуха муха в паутине. Иванцов не ошибался.
Колоть спину и затылок перестало только перед самой деревней, у проселочной дороги. Нефедов поднялся в придорожных кустах на колени, облегченно вздохнул и тут же досадливо сплюнул, тихо выматерившись. Было утро, но в деревне тут и там горели огни и слышались голоса. Где-то играли на гармошке.
«Свадьба, — огорченно подумал старшина, — вот мать их за ногу! Не вовремя… Гулеванить-то здесь горазды, суток на трое затянут. А я, похоже, в самый разгар попал».
Он завертелся на мокрой траве, сдирая с себя маскхалат — добротный, непромокаемый. Под ним Степан был одет в сорочку, обтрепанный, но чистый пиджачок. Брюки он выпустил поверх латаных высоких ботинок, которые в глаза не бросались. Встал, прошелся, подвигал плечами, сунул перемазанную кровью тряпицу в карман, вытащил оттуда кепку. Сойдет.