Командир
Шрифт:
— Хорошо, то есть ничего хорошего. Мы лишились боеспособного бойца. Значит так, отдашь его МП старшему из курсантов и научишь их, как с ним обращаться. Вот в такие минуты сильно жалеешь, что отдал будущим партизанам все трофейное оружие. Сейчас бы оно нам ой как пригодилось.
Отправив Василькова проверить, как маскируются бойцы для засады, я направился к машинам. Подойдя к грузовику и поставив ногу на колесо, заглянул в кузов. Затем я велел курсантам получить у сержанта пистолет-пулемет и обучиться владением им, крикнул водителя, ковыряющегося под капотом, и приказал подошедшему бойцу отогнать вместе с напарником обе машины под прикрытие деревьев и стоять наготове. Сразу после боя по моему знаку вернуться назад, курсанты с автоматом будут охранять машины. Подойдя к курсантам, сидящим перед разобранным на брезенте МП, — один из бойцов показывал им, как его собирать и разбирать, — велел, когда закончат, садиться в машины и брать их под свою охрану.
— Товарищ капитан!
Я обернулся к окликнувшему меня Вяткину, стоящему с биноклем в кузове и активно машущему руками. Подбежав к нему, я выслушал, что он увидел.
— Они показались, товарищ капитан. Вон там появилась колонна пленных. Минут через десять они нас увидят, как только выйдут из низины.
— Все, внимание! Они идут! Немедленно укрыться по своим местам.
Велев машинам уезжать, я посмотрел, как курсанты на ходу запрыгивают в один из грузовиков, повернулся к стоявшему рядом Вяткину и скомандовал:
— Давай на место. Не забудь, что ты должен делать.
Проводив Вяткина взглядом, я осмотрелся. Бойцы хорошо спрятались, хотя в некоторых местах внимательный взгляд мог подметить, что тут кто-то недавно побывал. Сделав несколько замечаний укрывшимся бойцам, направился к своей, вырытой бойцами ячейке. Так как времени было мало, то ячейка получилась для стрельбы лежа, как и у всех бойцов. Устроившись поудобней в окопчике, разложил перед собой пару запасных магазинов и немецкую гранату с длинной ручкой. Сняв фуражку, я надел немецкую каску, хоть какая-то, но защита. Приготовившись ждать, мысленно прокрутил все в голове, не забыл ли чего. У каждого бойца был свой сектор стрельбы, как и у пулеметчиков. Немцев всего тридцать девять при пяти пулеметах, четырех пистолет-пулеметах и тридцати пяти карабинах — против наших двух МГ-34 и семи МП-38, собранных по всей мехгруппе, двух ППД и четырех немецких карабинов. Так как пленные идут по дороге, а конвойные сопровождают их по обочине, то пулеметы, установленные в кювете и направленные вдоль дороги, должны были изрядно проредить конвой. Довершить же дело должны были пистолет-пулеметы и карабины. Лишь бы пленные под пулеметные очереди не бросились от неожиданности.
Взяв в руки бинокль, лежавший около магазинов к автомату, стал внимательно рассматривать в него колонну, показавшуюся на пригорке. Благо солнце светило со спины и стекла бликов не давали. Немцев было не тридцать девять человек, было больше. Во время осмотра пленных я пересчитал конвой, но не учел, что полевую кухню кто-то должен возить. Сейчас впереди колонны шел битюг, таща за собой кухню. Им управлял немолодой ездовой. За кухней следовала телега, запряженная таким же битюгом, на козлах сидел еще один ездовой. Сзади на телеге вольготно устроились два пулеметчика, направив стволы пулеметов на пленных, следующих за ними на расстоянии метров тридцать и вынужденных нюхать запахи кухни. Я видел, как многие сглатывали и принюхивались к запахам. Рассматривая ездовых, думал, а какая разница? Больше их вдвое или меньше, результат будет один. Пленные подходили все ближе и ближе. Увидев, что передняя лошадь пересекла черту, определяющую жить или умереть, я громко скомандовал:
— Огонь!
Тут же заработали пулеметы. Направив ствол МП на пулеметчиков, которые от неожиданности соскочили со второй телеги, с расстояния в пятьдесят метров, крепко прижимая приклад автомата к плечу, я двумя короткими очередями перечеркнул тела пулеметчиков. Благо из пленных на линии стрельбы никого не было. Наши пулеметы, выпустив по пол-ленты, дав несколько очередей, замокли. Случилось то, чего я так опасался. Волна пленных захлестнула конвой, и пулеметчики были вынуждены прекратить ведение огня. Увидев, как здоровенный немецкий солдат ударом приклада отбил атаку безоружного пленного и приготовился выстрелить, мне пришлось из неудобного положения дать очередь на три патрона. Два прошли мимо, но один попал в плечо, заставив немца крутануться на месте. Через секунду его захлестнуло волной пленных. Закончив стрелять, ни я, ни мои бойцы не торопились показываться из ячеек. Пленные сейчас под адреналином и могут стрельнуть в появившихся людей, одетых в немецкую форму. Поэтому мы ждали, пока они успокоятся.
— Эй, товарищи, вы где? — крикнул немолодой капитан с синими петлицами и перевязанной кистью руки. Потом повторил: — Отзовитесь!
Поднявшись на колени и встав на ноги, я вызвал небольшую волну. Все бывшие пленные рефлекторно сделали шаг назад. Некоторые, у кого было оружие, тотчас вскинули его.
— Не стрелять! — Из задних рядов выбрался Никаненков в сопровождении пары бойцов, вооруженных карабинами. У самого старлея висел на плече ремень с кобурой.
— Ну привет, капитан Михайлов! — сказал он.
Демонстративно отряхнув форму и собрав в разгрузку использованные и неиспользованные магазины к пистолет-пулемету, я не спеша направился к Никаненкову, идущему мне навстречу. Мои бойцы продолжали находиться в ячейках, отслеживая движение бывших пленных.
— Вот уж кого не ожидал здесь встретить, так это вас, товарищ младший лейтенант госбезопасности, — чуть устало хмыкнул я. Судя по реакции ближайших пленных, они не знали, что Никаненков из органов. Сопровождающие старлея бойцы даже глазом не повели. Видимо, были в курсе.
И я сразу же задал интересующий меня вопрос:
— Наши прорвались? Вышли?
Молча кивнув, Никаненков сбросил с плеча ремень и, застегнув его, провел ладонями по бокам, сгоняя складки гимнастерки назад. Также молча, щелкнув пальцем по кобуре, старлей сказал:
— И что это все значит?
— У нас что, освобождение из плена советских бойцов, граждан СССР, это уже преступление?
Никаненков поморщился:
— Я не об этом, что ВЫ тут делаете? Господин Вацлав Швед!
«Оп-па! Ну ни фига себе! Как же это он узнал?!» — ошарашенно подумал я.
— НО КАК?!
Никаненков улыбнулся и спокойно ответил, что меня опознал один из бойцов роты капитана Савельева, с которым Швед проходил срочную службу. Правда они узнали обо мне только после того, как разбитая и имеющая после артналета огромные потери рота вернулась на свою сторону берега. Благо тот свидетель выжил, так как капитан Савельев его использовал как связного. Задумавшись, я просканировал память Шведа и вспомнил. Точно, красноармеец Тухватуллин проходил службу вместе со Шведом, только в мотострелковом батальоне. Тот самый, которого Савельев послал при мне предупредить наших о засаде. Глядя на меня с улыбкой, лейтенант продолжил:
— Ну что, Швед? Спета твоя песенка, хоть твои люди и держат нас на прицеле, но нас больше, и шансы уцелеть в перестрелке ничтожно малы, — спокойно сказал Никаненков, но это меня интересовало мало:
— Откуда Тухватуллин узнал, что я работаю на противника?
— Сотрудники НКВД опрашивали сослуживцев, которые тебя помнили после той акции, что ты провел во Львове. Им попался Тухватуллин, один из немногих, что остался в дивизии на сверхсрочную, и помнящий тебя. Ну а там имеющий уши да услышит.