Командировка в ад
Шрифт:
Закатов поздоровался за руку, но руку сразу выдернул, пошел впереди, потом понял, что это не вежливо по отношению к гостю, и пристроился сбоку, оскальзываясь на импортном газоне, словно вылизанном коровой. В общем, суетился. И болтал безостановочно. Задавал необязательные вопросы, не подразумевающие ответов. Впрочем, один вопрос явно читался в его глазах: когда ты уйдешь?
Картазаев не торопился. Усевшись в беседке, он вдумчиво поедал фрукты-ананасы, уложенные на серебряном блюде. Для пробы сделал лишь движение в сторону дома, но был остановлен истеричными воплями Закатова, что в доме ремонт, и несокрушимым рылом охранника, в котором чувствовалась
Картазаев встал со стула, это был условный сигнал. На опушке леса Мошонкин включил светоуказатель на брелке (он же лазер), детская игрушка, но действие оказывает сногсшибательное, если, изобразив ужас на лице и придав голосу побольше трагизма, закричать, указывая на бегающий зайчик:
— Снайпер! Мы на прицеле!
И подхватив опешившего профессора, потащить в дом. Эрлих увязался следом, то ли задержать, то ли закрыть телом, не суть важно, Картазаев двинул ему под ноги столик с ананасами-лимонами, и порыв загасил на корню. Забежав в дом, он закрыл дверь на засов, слыша, как с той стороны ломится неудачливый телохранитель. Профессор посмотрел на него с подозрением, а потом даже попытался оттеснить от двери, впрочем, без особого успеха. Тело у него оказалось дряблое как у женщины.
— Это вы специально! Это все ваши штучки! — он, подпрыгивая, грозил длинным скрюченным пальцем.
Вглубь хором вела единственная дверь. Проследив направление взгляда, Закатов побелел лицом. Когда Картазаев стал входить, он лишь бессильно терся рядом, словно побитая дворняга, уже не требуя, а жалобно поскуливая:
— Не надо, прошу вас! Там для вас нет ничего интересного.
Презрев уговоры, Картазаев вошел. В нос шибанул запах спертого воздуха, донельзя знакомый, и слышанный совсем недавно. Из зала лестница вела верх, но пахло из одной из дверей на первом этаже. Когда Картазаев приоткрыл ее, вонь сделалась невыносимой. Горела только одна лампа, как назло синюшная, и все, что она освещала, приобретало неопрятный синюшный цвет, сливалось в серую единую гамму, поэтому Картазаев не сразу рассмотрел, что находится в комнате с бассейном. Правда воды в нем не было, но женщина была. Хотя по началу они приняли ее за тюленя. Оплывшая туша весом не менее чем в тонну, и ростом метра в 4.Бесформенные руки, метр в поперечнике, ноги как тумбы. Мелькнула спасительная мысль, что это кукла. И цвет подходящий, синюшный. Кукла неокрашенная. С влажным глухим шлепком голова повернулась к вошедшим.
— Кто это? — опешил Картазаев.
— Это моя дочь Зина, — глухо проговорил Закатов.
Спрыгнув на дно бассейна, Картазаев прошел вдоль тела. Зина молча сопровождала его взглядом.
— Ей всего шесть лет, но она все понимает.
— Да? — Картазаев наклонился и поднял с пола длинный и холодный презерватив.
— Я сказал ему, чтобы пользовался контрацептивами, а он только смеется, — вздохнул профессор.
— Кто?
— Сикведус, — опять вздохнул Закатов и поведал свою невероятную историю.
Любовница скрыла от него рождение дочери. Сказала только, когда проявились явные признаки элефантизма. Закатов и Одегова из больницы выкрал, чтобы иметь под рукой больного с одинаковым диагнозом. Хотел получить антидот, да не успел. Было поздно, Одегов умер. Когда объявился Сикведус, он схватился за соломинку. Это была последняя надежда. Девочка набирала вес десятками килограммов, ела все время. Если не давали пищу, начинала задыхаться и биться в конвульсиях. Чтобы сердце работало, ей надо было все время есть.
Как понял Картазаев, проходимец очень ловко воспользовался отцовскими чувствами и вошел в полнейшее доверие к профессору. Лечил нетрадиционными методами. Какими, Закатов понял, войдя в сауну во внеурочный час. Сикведус висел на огромном теле, прилепившись, словно слизень между ног и характерно дергал тазом. Профессор едва не сошел с ума, но Сикведус слез, только закончив. Не удосужившись надеть штаны, потный и довольный, он присел рядом с рыдающим профессором, обнял его за плечи и отечески увещевал, что это новый метод, все делается с единственной целью, чтобы спасти его девочку.
— Хоть у нее и большое тело, но она еще ребенок! — кричал профессор, но сделать ничего не мог, голос Сикведуса обволакивал, заглушал все крики и мольбы, игнорировал запреты, это был не голос, а некая аморфная субстанция, подвижная словно ртуть и подавляюще тяжелая словно чугун.
Отчаяние и отвращение душили профессора, делая безвольным и бессильным. Так и повелось ежедневное насилие в этом доме. Сикведус насиловал девочку несколько раз в день. Закатов привез ему контрацептивы, но это нетрадициониста только смешило. Его забавляло отцовское горе лучше всякой комедии.
— Это страшный человек! — подытожил Закатов.
— Почему ж вы его терпите? Скажите охране, они его в море утопят! — возмутился Картазаев.
— А что мне остается? Сикведус дает надежду. Он сказал, что у Зины румянец появляется в такие моменты, а это явный признак улучшения.
По существу отцовское горе сделало Закатова слепым и глухим к голосу разума. Картазаев даже спорить не стал. По ожившему мобильнику профессору сообщили о подозрительных парне и девушке рядом с домом, и Картазаев поторопился предупредить, что это Мошонкин с Раей, и попросил привести их.
— Или вы не хотите, чтобы они это видели? — спросил он.
Закатов лишь махнул рукой. Эрлих привел Ивана с девушкой, но сам благоразумно заходить не стал, оставшись на веранде. Напарники не стали охать или ахать, и Закатов был им за это благодарен. Увидев вошедших, Зина ожила, колыхнув могучие телеса. Из крохотного ротика послышалось:
— А-у! А-уу!
Закатов опять с гордостью заметил, что девочка все понимает. Очень умная девочка. Картазаев встречал уже второго элефанта, и оба были способны издавать лишь гласные звуки. Видно горло подвергалось трансформации, голосовые связки вытягивались и были не способны воспроизводить согласные звуки. Только Бельцов произносил нечто другое. А-я. Что бы это значило? Картазаев понял, что Закатов что-то говорит ему, не относящееся к Зине, и что он напрочь упустил. Он извинился. Закатов протянул пластиковый прямоугольник. Он был белый и чистый и вступал в явный контраст с запущенным видом профессора. Ученые странные люди, Они словно неухоженный придаток у своих исследований.
— Когда черный луч уничтожил мою лабораторию, случилась любопытная вещь. Под воздействием, характера которого мы так и не узнали, с табуляграммой произошли необратимые изменения, а именно: пропала схема управления огнем береговой батареи, но вместо этого проявилась другая часть зашифрованного сообщения, доселе скрываемая схемой. Что за схема установить не удалось, и, скорее всего не удастся. По чисто внешней аналогии схема схожа с запускающим картриджем, используемым на современных иномарках.