Командор
Шрифт:
— А люди не думают, что им тут жить и жить, — проговорил он с усмешкой. — Вон, пока Плимут основали, сколько лагерей перепробовали!
Высадились на мысу, пожили-пожили, поняли, что не лучшее место, давай переселяться. А что, разве нельзя было сначала всё разведать толком, выбрать, где удобнее всего и людям, и кораблям?
— Да и наши тоже, в Новом Амстердаме, — осмелился Янс вставить словечко, — сперва на Нотен-Эйлант строиться начали — это островок мелкий, чуток к востоку от Манхэттена. Всё как-то впопыхах, а куда спешить-то было? Мы тогда с Клаасом совсем мальчишки были, и то знали места получше. Да только кто ж детей слушать будет?
— Любят люди дурную работу, — сказал Быков.
Олег не принял участия в дискуссии, он любовался
Гли-Гли, прогуливавшейся по палубе.
Индианка была не просто хорошенькой девушкой, ей было дано великолепное изящество — каждый её шаг, наклон, изгиб сильного тела отличались грациозностью, а походка, в особенности когда Гли-Гли замечала, что на неё смотрят, принимала подчас характер эротического танца.
— Любуешься? — шепнул Ярослав.
Сухов кивнул:
— Есть на что посмотреть со вкусом.
— А ты смотри на местные достопримечательности, охальник!
— Молчал бы уж, отшельник выискался… Брал бы пример с Пончика. Образчик верности! Не то что мы…
Быков хихикнул, и Олег посмотрел на него с подозрением.
— Два дня мы стояли на Гудзоне, — негромко проговорил Яр, — но Шурка нашёл-таки молоденькую вдовушку!
— Вот оно что… И не сказал же ничего, стервец!
— Ты что! Спроси его — молчать будет как партизан. Лицемер ещё тот. Ко всему прочему, Понч опасается, что про его амуры Гелла дознается… Да нет, я его понимаю прекрасно — куда здоровому мужику без женщины? Целый год сексом не заниматься — это, знаешь… Да где год — два почти! Тут у всякого крыша поедет…
— Всё равно, тихушник наш Понч.
— Что есть, то есть! А ты в курсе, что за живность в тихом омуте. О, кажется, прибываем!
Показался Джеймстаун. Городишко располагался на небольшой возвышенности и представлял собой не слишком впечатлявший форт, обнесённый частоколом, да ряд домишек вдоль единственной улочки, выходившей к пристани.
— Да он даже меньше Нового Амстердама! — разочарованно сказал Быков.
— Надо полагать, они расселились, — проговорил Акимов. — Плантаторы, конечно же, прописались поближе к посадкам табака.
— Наверное, — согласился Сухов.
Оглянувшись за корму, он посмотрел на красный
галеон, медленно подтягивавшийся следом за чёрным.
Корабли подходили к причалу со скоростью ползущего человека — река тут отличалась глубиной. Вот они прижались бортом к позеленевшим брёвнам, сминая кранцы, и матросы ловко перебросили швартовые концы местным, ожидавшим на пристани. Те мигом намотали лохматые канаты на деревянные столбы, врытые в землю, такие толстые, что напоминали пни вековых деревьев.
Да и дома в посёлке тоже впечатляли — срубленные из стволов дерева в обхват, они выглядели непоколебимо, мощно.
А скольких трудов стоило повалить эти деревья, приволочь, возвести стены, венец за венцом! Зато тепло и пуля не возьмёт.
Да и не всякое ядро пробьёт. Такому дому только огонь и страшен.
Обитатели сих могучих жилищ уже спешили к пристани, самые робкие держались в отдалении, хотя и их разбирало любопытство — гости всегда приносили с собою новости.
— Диего! — позвал Олег. — Это самое… Будь другом, договорись насчёт груза. Ладно? Надоела мне уже эта купля-продажа.
— Сделаем, капитан! — бодро ответил Мулат. — Табачники местные с деньгой, а тратить негде. Поможем!
Сухов сошёл на пристань, и собравшаяся толпа почтительно расступилась, пропуская командора.
Учтиво раскланиваясь с дамами, Олег прошествовал по улице, оглядывая довольно-таки унылые виды.
В колонии всего не хватало, и даже поставить приличный забор было просто не из чего, приходилось обходиться изгородями, а двери сколачивать из грубых досок-лесин и вешать их на кожаные петли — кованых навесов ещё «не завезли».
Остановившись напротив очередного «общего дома» — обычного приземистого барака, Сухов понаблюдал за работой местного плотника: любопытным инструментом фроу, похожим на гнутое долото, и киянкой тот разделывал ствол дерева — колол дранку для кровель.
Олег оторвался от созерцания производственного процесса и перевёл взгляд на лес за рекой.
Ближе к берегу заметны были порубки, а дальше деревья стеною вставали, уходя к западу, поднимаясь на холмы и спускаясь в сырые низины, до самых Голубых гор.
Командор вздохнул. Его тянул этот нехоженый простор, влекла огромная страна, не тронутая тлетворным дыханием цивилизации. Там, за далёкими горами, текли чистые реки, кои, ежели и были перегорожены, то лишь бобровыми плотинами.
А воздух тамошний был прозрачен и свеж, не испоганенный ничем, кроме дыма походного костра.
Правда, в любой момент могла просвистеть индейская стрела, обрывая жизнь романтику, не приспособленному к первобытному строю, и всё ради того, чтобы его скальп украсил вигвам молодого ирокеза или гурона, желающего стать великим воином.
Сухов усмехнулся. Каждый понимает «великую американскую мечту» по-своему…
Он уже повернулся, чтобы идти обратно, как вдруг расслышал топот, а в следующую секунду из-за «общего дома» выбежал Акимов.
Углядел Олега и выдохнул:
— Галя пропала!
Бесцеремонно растолкав зевак, столпившихся на пристани, Сухов поднялся на палубу.
— Диего! — рявкнул он. — Живо десять человек на ту сторону этого хренового городишки, десять на ту! Надо опросить местных, не видел ли кто молодой девушки-индианки в европейском платье. Найдут кого, пусть волокут на корабль и всё вызнают. Живо!