Командор
Шрифт:
— Небоскрёбов не видать? — усмехнулся Сухов.
— Ёш-моё… Да вообще ничего не видать!
Олег, по случаю прибытия, вырядился в чёрный камзол, расшитый серебряными позументами, с кружевным воротником и манжетами. Короткие штаны того же «радикально чёрного» цвета он заправил в ботфорты, а голову прикрыл шляпой с плюмажем из страусиных перьев. Разумеется, тоже чёрной.
Строгое изящество капитанского наряда, безо всяких модных бантиков и прочих финтифлюшек, немного нарушал сам Олег — его обветренное лицо, осмуглённое солнцем, перстень с огромным бриллиантом и раззолоченный эфес шпаги выбивались из стиля, более подобающего какой-нибудь бледной немочи, вроде ханжи-пуританина, иссохшего в молитвах.
Офицеры тоже «прибарахлились», да и матросы надели «парадку» — не в тряпье же охмурять здешних красоток?
Когда «Феникс» вошёл в залив, которому в будущем дадут название Нью-Йоркского, открылся Манхэттен, его южная часть. Здесь лес был сведён начисто.
К самому берегу выходили бревенчатые домики, за ними угадывался форт о четырёх каменных бастионах.
Выше всех поднимала главу церковь, похожая на пару зданий с высокими острыми крышами, слипшихся боками, а за окраиной плавно вращались крылья ветряной мельницы.
Губернатор Новых Нидерландов всего три года назад выкупил остров у племени манахатта, а уже столько успели понастроить! Молодцы голландцы. Работяжки.
А что это такое на берегу выстроено, где толпа? Лебёдки грузовые? Молодцы, однако!
— Убрать блинд! — разнёсся зычный голос Мулата Диего. — Травить грота-гика-шкот! Убрать грот!
Ближе к берегу выяснилось, что на пристани, буквально в пяти шагах от бревенчатого причала, голландцы вовсе не лебёдки смастерили, а виселицы — крепкие, надёжные, весьма основательные сооружения.
И в данный момент их использовали строго по назначению — на эшафот поднималась пара молодых парней.
Сложив связанные руки за спиной, они понуро одолевали последние в своей жизни ступеньки.
Их сопровождали трое или четверо в тёмных накидках, похожие на колдунов в своих широкополых шляпах.
Мрачная процедура нарушилась из-за прибытия галеонов. Два громадных корабля не вписывались в окружающую действительность, они были слишком велики и для причала, и для самого городишки.
Дозорные форта тревогу не поднимали — флаги Франции, поднятые на мачтах «Симурга» и «Феникса», убедили местных в миролюбии неожиданных пришельцев.
А вот толпа, собравшаяся поглядеть на казнь, изрядно волновалась и шумела. Самые осторожные и вовсе покинули берег, а то как бы чего не вышло. Остальные нервничали — здесь, в глуши, на краю света, прибытие любого корабля становилось великим событием. А уж двух сразу, да не купеческих пинасов, а здоровенных боевых галеонов… Разговоры об этом продлятся до самой зимы.
Приговорённые к повешению тоже пялились на корабли.
Убрав паруса, галеоны медленно дрейфовали, пока их огромные якоря не вцепились в дно залива. Шлюпки, спущенные с обоих кораблей, погребли к земле.
Первыми на берег сошли мушкетёры во главе с Анри Матье, графом де Лоном.
Невозмутимые, все как один в блестящих кирасах и гребенчатых шлемах-морионах, они построились, приставляя новенькие мушкеты к ноге.
— Типа почётный караул! — задавленно прокомментировал Яр.
Капитан Эш усмехнулся только.
Непринуждённо ступив на бревенчатую пристань, он слегка поклонился «встречающим» и сказал:
— Надеюсь, кто-либо из присутствующих говорит по-французски?
— Я говорю!
Из толпы вышел невысокий, но весьма упитанный человек лет пятидесяти, в камзоле из коричневой тафты.
33
Поклонившись, он представился:
— Я наречён Виллемом Верхюлстом, недавно назначен вторым директором Вест-Индской компании.
— Очень приятно, минхер Верхюлст. Меня зовут Олегар де Монтиньи. Командор, капитан и всё такое. Это самое… Не далее полугода назад я бился с испанцами под командованием генерал-адмирала Хейна.
Толпа оживлённо задвигалась — «свои»!
— Мы прибыли с хорошим товаром, — деловито продолжил Олег. — Надеюсь, я смогу сбыть его вам, минхерц?
— О да, да! — воскликнул Верхюлст.
— Индиго, кошениль, серая амбра, ваниль… — принялся небрежно перечислять Олег.
— Да… Да… — повторял голландец, словно в забытьи. — Вот только звонкой монеты у меня… не так чтобы очень…
— Можно и векселями, — дозволил Сухов великодушно.
Тут из толпы решительно вышел человек без шляпы, но в кожаной охотничьей рубахе явно индейского пошива.
Его простое, скуластое лицо сразу привлекало прямым и честным взглядом.
— Меня зовут Крейн ван Лоббрехт, — отрекомендовался он на языке Рабле и Мольера, — я инженер, который строил тутошний форт, хоть некоторые и подзабыли это. Мой дядя связан с крупными банкирами Роттердама и с удовольствием выпишет вам векселя на любую сумму!
— Отлично! — довольно сказал Сухов.
— Вряд ли господин ван Лоббрехт может представлять здесь всю общину Нового Амстердама, — проскрипел вдруг неприятный голос. — Он стал куда ближе к местным дикарям!
Из тени эшафота показался худой, сгорбленный, но весьма бодрый старикан зловещей наружности — нос крючком, лысый череп в веснушках, ушки остренькие, как у эльфа, губы в нитку, а глаза так и горят недобрым пламенем.
— А это кто такой? — задрал бровь Олег.
— Господин Албертус ван Хоорн, — боязливо проговорил Верхюлст.
Ван Хоорн улыбнулся, словно Кощей Бессмертный, заполучивший-таки Василису Прекрасную. Ему были приятны и страх, и почтение.
— Господин ван Хоорн является главою Нового Амстердама? — холодно проговорил Сухов, не глядя на Албертуса.