Комар в смоле
Шрифт:
И тут иссохшие мозги выдали испепеляющую подсказку!
Бог мой! Да это же икона Пресвятой Богородицы «Нерушимая стена». Но ведь она пропала еще после революции, или я ошибаюсь? Не о ней ли писал в сообщении Женька-программист, перечисляя икону в списке возможных мотивов убийства? Об этом ему рассказал Скляр, который по старой дружбе попросил сделать Попова несколько качественных цветных распечаток, «списков» по-церковному. Так он ее нашел, значит? Тогда я в его доме? Нет, Димкину однокомнатную «хрущевку» в микрорайоне я помню. Да и откуда там паркет? А может
Женька сообщал, что стоит эта пропавшая икона полтора миллиона американских денег. Так вот где ее прячут. Нехилая у меня камера, украшенная таким богатством. Не многим так везет.
А может, не она? Нет, вроде похожа на найденный в Интернете перед отъездом образ. Тот же зелено-голубой фон из зерен уральских самоцветов. В те годы мозаичные иконы изготовляли с помощью необычайно стойкого к старению рыбьего клея. Того самого, на котором обогатился помещик из гоголевской комедии. Больше ничего не вспоминалось. А почему – «стена»? Взгляд медленно сполз с иконы на огромные бокалы.
Что-то шевельнулось в головных глубинах, но тут же булькнуло и утонуло в хрустальной прохладе отравленной воды. Ладно, потом попробую вспомнить.
Итак, по здравому размышлению у Гуднини резонов убивать мужа не было. Еще раз прошелся по нашей с ней встрече в первый же день моего приезда.
Местная администрация строила и выделяла дома особо важным в районном масштабе персонам подальше от людских глаз и поближе к природе. Односторонняя улица Мира из двухэтажных коттеджей располагалась вдоль берега реки, скрытая от повседневной грязи и суеты небольшой горушкой и березовой рощицей. Вот только все это благолепие нарушалось быстро растущим кладбищем, грозящим вскоре поглотить элитный райончик.
А ведь еще древние римляне предупреждали: «Плох тот правитель, при котором могильных памятников строится больше, чем новых домов».
Нинель встретила меня грустными глазами и кучей вопросов. Чай в длинную цветочную оранжерею нам принесла молоденькая казашка в японском сари.
Перехватив мой липкий взгляд по гитарным обводам девушки, Нина пододвинула поднос с малюсенькими полупрозрачными чашечками. Китайский фарфор, коллекционный, откуда он в нашей глуши? Да мне на такой – года два горбатиться надо!
– Олежка, это няня моей дочки. И ученица по раскладам Таро.
– Казашка? Ты же вроде Север окучивала?
– Мулатка. С Севером пока завязала. Предложение превысило спрос. А вот темный север Казахстана – непаханое поле. И медсестры там пошустрее и привлекательнее, как ты заметил.
– Я еще раз хочу выразить…
– Не надо, – красивое лицо мгновенно постарело лет на десять. – Я тебя позвала, чтобы ты подтвердил мои подозрения в адрес Попова.
– Ты думаешь – это Женька…
– Да, и почти уверена.
– А мотив?
– Очень серьезный, – ложечка в ее руке дрогнула. – Асия, принеси Марго.
Мы минуту въедливо разглядывали друг друга.
– А теперь погляди в глазки моей Марочки. И на овал личика.
Глазки были светло-серые. Овал – без подбородка, все как у Женьки. Теперь ложечка вздрогнула в моей руке.
– Ты хочешь сказать, что…
– Асия, иди, ласточка, в дом, поиграй с Маргаритой.
– Как это могло случиться?
– Как? Как у всех. Женька учил меня работать в Интернете. Положил ручку на ручку, потом ручку на ножку, и вот итог, – Нинель тонким розовым пальчиком грациозно повела в сторону закрывшейся двери.
– Муж знал?
– Подозревал.
– Упрекал?
– Нет.
– Тогда – откуда подозрения?
– Ты не поймешь. Женщины просто это чувствуют.
– И что?
– Женька два раза требовал, чтобы я подала на развод.
– А ты не подала. Тогда он просто убил мужа, так?
– Не так. Не просто. Это не он убил.
– Но ты же только что…
– Я сказала только то, что сказала. Да, он хотел, чтобы я жила с ним, но не через убийство. У него слишком тонкая психическая организация, чтобы переступить через смерть.
– Он нанял кого-то?
– Вряд ли. Но поделиться проблемой мог с кем угодно.
– Например, с Димкой Скляром, замом твоего мужа?
– Фу, не говори мне об этом зародыше, так и не ставшем мужиком. Ты видел, как он смотрит на баб и на свои марки? Он просто насилует глазами эти заплеванные бумажки. А женщина для него – пустое место. Он может на нее сморкнуться и не извиниться.
– Ну, не совсем так. Лет десять назад он ухаживал за поварихой из техникума.
– Да, и предлагал пожениться и соединить две коллекции марок вместе.
– Вот таких подробностей я не знал.
– Потому что живешь в своих высших сферах. Скоро крылья расти начнут. Подожди, я братика Вовку покормлю, – она пошла к калитке, где уже давно мемекал незнакомый мне даун.
Вернулась она раскрасневшаяся, ведя брата за руку. Тот строил мне рожицы, закатываясь от смеха.
– Какой-то он с возрастом агрессивный стал. Вылил сейчас борщ на ковер и требует колбасу. Вчера целую коляску без хлеба сжевал. Бедная Асия просто трясется от страха, когда он приходит. Говорит, вчера Марго вытащил из кроватки, стал целовать и вверх подбрасывать. Я уже сама его побаиваюсь. Он просто невероятно сильный. Оторвал недавно кусок резинового шланга в оранжерее и стал за собакой гоняться. Ему игрушки, а бедного пуделя чуть инфаркт не хватил. Второй день на улицу не выходит, трясется. Ты подождешь, я Вовку к матери отведу?
– Она с ним еще справляется?
– Нет, болеет сильно. Редко встает. За ней мой младший брат присматривает.
– Не помню его. Тоже даун?
– Что ты, Геныч у нас интеллектуал. Наукой увлекается. Вовка всех донимает своими песнями, вот он его и гонит ко мне. Мать Гена сам кормит, а старшего брата не любит. Подождешь?
– Нет, Нин. Зайду, пока светло, к Скляру.
– Давай, только завтра мне все подробненько расскажешь, хорошо?
– Обязательно.