Комары
Шрифт:
Сын (садится на подоконник и смотрит в окно). Давай общаться.
Он. Как дела в школе? (Роняет крышку от фляжки.)
Сын. Никак.
Он (опускается на колени). Какие отметки получаешь?
Сын. Никакие.
Он (залезает под кровать). У тебя есть друзья?
Сын.
Он. А девушка?
Сын. Вот еще.
Он (вылезает из-под кровати, в зубах крышка). А… почему?
Сын. Не знаю. Смешной вопрос. Говорят из-за плохого воспитания, но я в это не верю. Говорю, что мой батя меня воспитывает, только редко. В первый раз, когда назвал дебильным именем, пророча успешную карьеру. Второй раз, когда замахнулся на мать, но попал в меня.
Он (подходит к Сыну на коленях). Я же извинился.
Сын. Да? А как ты изменился? Отрастил бороду, стал бить мать тогда, когда меня нет дома.
Он (взволнованно). Да что ты несешь? Я не…
Сын (спокойно). Бил. Она и работу поменяла. От училки до продавца.
Он (отпивает). Я тоже с этим не согласен. Но маме нравится.
Сын (строго). Маме нравится потому, что она не хочет быть долго дома. Здесь же кошмар. Уйти, что ли?
Он. Куда?
Сын спускается с подоконника, забирается на кровать.
Сын. У меня много вариантов. Это у тебя их всего два. Либо… либо. А передо мной весь мир. Расстелился и приглашает сперва заглянуть в одну чащу, под одни кустики, забраться на высокую гору и в глубокую пещеру. И жить, как Че Гевара.
Он. А кто это?
Сын. Человек, который не слушал в детстве родителей.
Он. И что с ним произошло?
Сын. Стал всемирно известным вождем.
Он. Он же плохо кончил?
Сын. Да какая разница? Главное, кто ты при жизни, пусть жизнь и коротка. По мне – пусть я доживу до двадцати, но совершу поступок, чем буду влачить жалкое существование.
Он (делает большой глоток). Наш дед был долгожителем.
Сын. Дед был долгожителем и… еще кем?
Он. Он работал на фабрике, сворачивал папиросы. Был первым. Он умудрялся за десять секунд набить и свернуть папиросу так, как надо.
Сын. И это подвиг?
Он. У него трое детей. Он умел говорить на особом языке, с помощью которого все его понимали. Все народы, все люди.
Сын (равнодушно). Я любил деда, но он, согласись, был серой личностью. Да и ты, твои родители не представляют из себя ничего особенного. Мать, правда, пыталась выбраться, да ее так засосало, что уже назад пути нет.
Он (приподнимается, но это у него получается неуклюже, и Он снова садится). Я не считаю себя…
Сын. Достаточно и меня. Мне хочется стать, как он. Сперва врач, после команданте Кубинской революции. Сперва школьник, затем…
Он. Это все не совсем правильно. Тебе нужно найти хобби. Плавание, борьба, шахматы.
Сын. Эти попытки мы с тобой уже сделали. Плавали, но едва не утонули, боролись так, что отбили почки, играли в шахматы до помутнения.
Он. Неужели ничего не подходит? Значит, мы плохо искали. Есть еще и стрельба из лука, бег с препятствиями.
Сын. Нет.
Он. Тогда надо совершить поход в кино, потом в кафе. Мы давно никуда не ходили вместе. Тебе надо намекнуть маме, чтобы она пошла с нами.
Пауза. Сын смеется.
Сын. Папаня, ты, что пытаешься вернуть былые отношения? Если да, то ничего не получится.
Он. Ты уверен?
Сын. Да. Ты мой отец, и хоть ты для меня пустое место, я тебе желаю добра. Ну я ничего не могу с собой поделать. Уважение – это слишком серьезно для меня. Я бы рад тебя уважить, но врать не привык. Поступок может совершить только честный.
Он. Ты, главное, не говори, что так ко мне относишься, при маме. Она не должна этого знать.
Сын. Будь спокоен. Ты хоть из низшего слоя, но мы игроки с одного поля. Иногда мне хочется с тобой чем-нибудь поделиться.
Он. Спасибо. (Приподнимается и делает шаг к двери.)
Сын. Чего заходил?
Он (останавливается). Ну как же? Увидеться, поговорить…
Сын. Меня не обманешь. Я родился позже, и, соответственно, все старые попытки на меня не действуют…
Он (бегло). Понимаешь, я очень хочу ребенка. Еще одного. Твоя мама против. Я хочу, чтобы ты на нее повлиял.
Сын. Я? Но как?
Он (подходит на цыпочках). Сказал бы, что был бы рад, чтобы в нашей семье появилось крохотное существо, которое ты бы любил и называл Тимошей.