Комдив
Шрифт:
И вот уже второй день Йенс издали наблюдал за русскими. А те затеяли что-то непонятное. Почти в полутора километрах от передовой в условиях скрытности они стали готовить укрепления. Прибывшие русские, не оставляя технику на открытой местности, стали растягивать маскировочные сети, а затем под ними принялись рыть землю. Удобно устроившийся на опушке леска Йенс в бинокль рассматривал, что делают русские. Однако неожиданно наблюдение пришлось прекратить. Примерно в километре от них остановилась небольшая колонна русских из нескольких новых колёсных бронетранспортёров и крытых грузовиков, откуда стали выпрыгивать солдаты, с которыми было несколько собак. После этого, развернувшись цепью, они стали прочёсывать местность.
Тихо снявшись с места, немецкие разведчики постарались раствориться в лесах.
Вернувшись из рекогносцировки, я развил бурную деятельность. Прежде всего отправил к месту засады сапёров, те должны были подготовить место строительства укреплений. Сначала наметили линии окопов, дзотов, блиндажей и капониров, после чего принялись натягивать над ними маскировочные сети, при этом следя, чтобы в небе не было немецких самолётов. Затем сапёры с приданными им в помощь пехотинцами принялись копать, благо инструмента хватало, а вырытую землю пока складывали рядом, тоже под защитой маскировочных сетей, чтобы ночью её вывезти прочь. Ничто не должно было указать противнику на подготовленную оборону раньше времени.
Уже во второй половине дня прибыла рота охраны тыла, которая должна была проверить окрестности на отсутствие нежелательных свидетелей, как то дезертиры или немецкие разведчики и диверсанты. Ещё когда я только получил назначение на командование дивизией, то кроме роты диверсантов в дополнение к разведке озаботился и созданием батальона охраны тыла. Всласть похулиганив в немецких тылах, я, поставив себя на место противника, решил озаботиться защитой от подобных художеств с немецкой стороны. Уж я-то точно знал, какой урон могут нанести вражеские диверсанты. Да и разведка может качественно подгадить, если раскроет наши замыслы и немцы сыграют на этом.
Кроме самого батальона я организовал и кинологическую службу, достав для этого дела три десятка овчарок, немецких и восточноевропейских [30] , что в условиях войны было нелегко. Щенков выдрессировали и обучили, так что сейчас это были уже пусть и совсем молодые, но уже взрослые псы. Вот около десяти обученных идти по следу овчарок и были в составе роты, которая должна была прочесать окрестности строящихся укреплений.
Сначала всё было нормально: растянувшись цепью, бойцы двинулись вдоль опушки леска, откуда было удобно наблюдать за строящимися укреплениями. Но через полтора километра один из бойцов заметил характерные следы лёжки. Подозвав командира, он указал на обнаруженные следы, после чего место внимательно осмотрел следопыт.
30
Восточноевропейская овчарка была выведена в СССР в 30-е годы на базе немецкой овчарки. Основное внешнее отличие заключается в окрасе: для немецкой овчарки характерен рыже-коричневый окрас шерсти, а для восточноевропейской – чёрный и серо-серебристый.
Михаил Рудаков был потомственным сибирским охотником, и хотя он был русским, а не якутом, эвенком или представителем другой народности Сибири, но в следах разбирался не хуже них, да и стрелял так же. Внимательно осмотрев следы лёжки и окрестности, он подошёл к командиру, капитану Самохвалову и произнёс:
– Товарищ капитан, шестеро их было, обуты в наши сапоги. Ушли буквально перед нами, пожалуй, и часа не прошло.
– Понятно… Спасибо, Рудаков, свободен. Свиридов!
К капитану подскочил радист с переносной рацией.
– Передавай первому: обнаружил следы шести человек, начинаю преследование.
Пока радист связывался со штабом батальона и передавал сообщение, всех собак подвели к месту лёжки неизвестных и дали им её обнюхать, после чего рота двинулась на поиск и захват неизвестных.
Получив от командира второй роты капитана Самохвалова донесение о неизвестных, ведших наблюдение за строительством укреплений, и направление, куда они двинулись, майор Богатырёв, командир батальона охраны тыла, отправил свою третью роту на перехват. Не прошло и получаса с тех пор, как бойцы третьей роты двинулись навстречу второй, когда из рощи на мгновение показались несколько фигур в нашей форме, после чего сразу скрылись. Взяв след, бойцы рванули вперёд и вскоре нагнали неизвестных. А когда на приказ остановиться те открыли огонь, то и бойцы охраны миндальничать не стали и быстро подавили неизвестных огнём. Группа капитана Самохвалова, шедшая по следу уже второй час, ускорилась, услышав впереди звуки перестрелки. Они подоспели к концу захвата.
Капитан Самохвалов с командиром третьей роты старшим лейтенантом Мезенцевым смотрели на шестерых в нашей форме. Четверо из них были мертвы, один тяжело ранен и ещё один, со старшинскими погонами, ранен легко. Разговорить его удалось очень быстро. Это оказалась разведгруппа немцев, к счастью без рации, а значит, что-либо сообщить своим они просто не могли.
Погрузив в подошедший грузовик тела немецких разведчиков, бойцы охраны на машинах двинулись в расположение своего батальона.
Глядя вниз из кабины кукурузника – ой, пардон, лёгкого самолёта У-2, – я ничего не видел внизу. Летели мы на высоте порядка трёх сотен метров над землёй (не думаю, что немцы специально будут летать ниже), так что с воздуха наши работы были не видны. Я специально решил пролететь лично, чтобы, как говорится, своими глазами проверить качество маскировки.
Три дня и ночи ударного труда не пропали даром: две линии окопов полного профиля с деревянной облицовкой стен, чтобы земля не осыпалась, крытые огневые точки для пулемётов и накрытые маскировочными сетями капониры для противотанковых самоходок – всё это было незаметно с воздуха. И немцы, похоже, ни о чём не догадываются, хотя в последние дни мы перехватили в этом районе четыре их разведывательные группы. Мой батальон охраны тыла показал себя с самой лучшей стороны. Отдыхать ребятам не пришлось, они работали, выделяя лишь немного времени для сна. За эти три дня они минимум по паре раз проверили окрестности засады и кроме немцев нашли ещё нескольких дезертиров.
Наша армия уже передислоцировалась к месту операции, и теперь оставалось лишь ждать, когда немцы предпримут серьёзный штурм. Все противотанковые и штурмовые самоходки мы расположили у заслона, как и обычные противотанковые орудия; правда, они были чуть позади них, но тоже в крытых капонирах, так что защиту от полевых орудий и миномётов имели неплохую. Моя дивизия, разделившись пополам, ждала своего часа в стороне от места предполагаемого прорыва, как и два батальона новеньких Т-43.
Части, державшие оборону, должны были сымитировать свой отход, но на всякий случай примерно на расстоянии километра от места прорыва подготовили себе одиночные огневые точки, а ещё через километр от них расположились мои бойцы. Это был самый неопределённый момент предстоящей операции: если немцы не рванут в наш тыл, а примутся за расширение прохода, то наш план мог и сорваться.
Наконец ещё через день немцы предприняли сильную атаку с артиллерийским обстрелом и бомбардировкой наших позиций в нужном нам месте, и бойцы радостно стали отходить, так как умирать никто не хотел, а тут законный повод отойти. В принципе, весь план строился на том, что немцы будут бить вдоль дороги, потому что какой смысл прорывать нашу оборону напротив дремучего леса, где нет дорог и где ещё неизвестно сколько будешь пробираться через него с техникой, если вообще сможешь это сделать.
Пробив брешь в нашей обороне, немцы, естественно, стали её углублять, на это и ушли все силы их части. Однако через километр наше сопротивление резко возросло, и немцы остановились. Мне пришлось помочь оборонявшимся бойцам частью своих противотанковых орудий и парой батальонов бойцов, но свою бронетехнику я не светил.