Комедианты
Шрифт:
Алексея бросило в жар. Это было уже слишком! То, что он считал своим с Морганой секретом, было и у Юрия Тимофеевича. Но если у них в душах тлели искры жизни, в душе Юрия Тимофеевича пылало пламя. А ещё от него исходило то еле заметное присутствие, которое не давало Алексею покоя с самого начала этого дела.
– Мне нужен только он, – сказал Алексей, пытаясь хоть как-то сохранить самоконтроль.
– Мы не делали этого.
– Я знаю… Она сказала… Пойдём.
Он схватил меня за руку и потащил за собой. Мы отошли не более чем на сотню метров, когда он остановился.
– Жди здесь, – приказал он мне
Казалось, Юрий Тимофеевич его ждал. По крайней мере, он не сдвинулся с места.
– Не ходите туда, – крикнул ему Алексей, – слышите? Не ходите!
Юрий Тимофеевич поменялся в лице.
– Я предупредил. Но не знаю. Я сделал всё, что мог.
Алексей словно бы извинялся перед ним.
– Спасибо, – прошептал чуть слышно Юрий Тимофеевич.
– Возможно, они ещё живы.
– Спасибо. Ты…
Алексей не дал ему договорить. Он резко развернулся и побежал в мою сторону.
Глава 15
Всюду, насколько хватало глаз, цвели розы. Они были всевозможных оттенков: от предельно привычных до совершенно невозможных. Посажены они были без всякого порядка, и эта хаотичность делала розовый сад ещё более привлекательным. По крайней мере, для меня.
Среди цветочного великолепия стоял стол, за которым сидели оба Могильщика, Мага, Моргана. На этот раз девочки были настроены дружелюбно даже по отношению друг к другу. Невдалеке корова жарила шашлыки. В воздухе вкусно пахло.
Меня усадили за стол между Морганой и Магой. Первый Могильщик наполнил пивные бокалы симпатичным светлым пивом.
– За встречу.
– Классное пиво.
– Это секретный рецепт коровы.
– Она сама его варит?
– Она много чего делает сама.
– Вот тварь, а говорила, галлюцинация.
– Увы. Она может говорить только то, что собеседник способен понять.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Только то, что сказал. – Второй Могильщик не подкалывал. И на том спасибо.
– Подождите… Вы что, уже… все?!
– А ты как думал. Чистота и порядок – вот девиз больших людей, когда речь заходит о свидетелях.
– Можешь не волноваться, – корова появилась с кастрюлей, полной прекрасно пожаренного мяса, – им здесь хорошо.
– А здесь, это, собственно…?
– Позволь, я намекну. – Корова забавно вставила копыто в рот и весьма профессионально просвистела «На границе тучи ходят хмуро…».
– Тогда с днём пограничника, что ли, – сказал я и отхлебнул добрых полбокала.
– Волнуешься? – спросила корова с набитым ртом.
– Скорее, сожалею.
– О чём?
– Если я правильно всё понимаю, завтра здесь пройдут танки.
– За это можешь не волноваться. Неужели ты думаешь, что ОНИ настолько глупы, чтобы ничего не предпринять в качестве контрмеры?
– Ты имеешь в виду снайпера в нужном месте?
– У них другие методы.
– Агитация энд пропаганда?
– Умно, ничего не скажешь.
– Это потому что все вы ходите вокруг да около.
– Это потому, что ты сам всё должен понять.
– Но ведь я могу оказаться и слишком тупым.
– На этот случай в тебе давно уже есть тумблер.
– Все та же идея снайпера.
– Не совсем. Тебе даётся шанс понять.
– А им это зачем?
– Им достаточно того, что это нужно тебе.
– И вновь возвращаемся
– Всё что хочешь.
– Не слишком ли большая свобода?
– Свобода футбольного мяча во время матча. Тоже, кстати, есть свои взлёты и падения.
– А как же твои слова, что всё бессмысленно?
– Всё и так бессмысленно. У существования нет никакой цели кроме существования, так что…
– Нет, подожди, давай пока попробуем без философии.
– Здесь столько же философии, сколько и в оправлении естественной нужды.
– Ты меня ещё больше запутала.
– Не тебя. Твой так называемый разум, или раздувшийся синтез человеческих заблуждений.
– Но…
Изнутри врата выглядели как бескрайний луг. Впереди луг скрывала белесая дымка – там уже начиналась территория драконов. Сзади. Сзади был эксперимент со всей его мерзостью. Как он выглядит, я не знал – мне ни разу не пришло в голову оглянуться. Вперёд и только вперёд! Как танк или армия из одного человека. В действительности я был страшнее любой армии. Стоит мне дойти, и целый мир, такая же огромная вселенная, как и наша, навеки исчезнет под сточными водами эксперимента. И самое обидное, что в любом случае меня ждала смерть.
Я буквально чувствовал себя под прицелом. С одной стороны, тумблер, с другой… Похоже, выбора у меня действительно не было как такового. Голова тупо гудела от перенагрузки. Мысли были… Словно какой-то шутник отпер все клетки в зоопарке и сильно напугал зверей. И вот теперь они носятся, запертые в общем периметре, ломают всё на своём пути, топчут друг друга, бьются о стены. От подобного броуновского движения голова готова разлететься на куски.
А я даже не крыса в лабиринте (та хоть может соображать), я таракан на тараканьих бегах, и если таракана после бегов ждёт уютная коробочка, угощение и поощрительный приз, то меня в любом случае должны раздавить каким-нибудь грязным сапогом сорок шестого размера. Умирать мне совсем не хотелось. Хотелось жить, просто спокойно жить, без какого-либо предназначения, можно даже без миллионов в банке, без классных тёток и дорогих машин. Можно даже просто работать, выпивать иногда с друзьями пива, водить девчонок домой… жить!
Решение пришло внезапно.
– А пошли вы все! – крикнул я изо всех сил и рухнул в траву.
Я лежал и смотрел в небо. Был ясный солнечный день, и небо было удивительно чистое и глубокое. Наверно, потому, что здесь никогда не было ни человека, ни промышленности. Правильно всё-таки ребята отгородились забором. Нас только впусти, мы и там всё загадим-перегадим и будем ещё этим гордиться, как до сих пор гордимся всеми своими мерзостями.
Синева действовала успокаивающе. Мысли постепенно начали отмирать. На душе появился покой. Внутри меня просыпалось такое же бездонное небо. Больше не надо было никуда идти. ПОНИМАНИЕ оказалось слишком простым, слишком лежало на поверхности, чтобы можно было вот так просто понять, поэтому и пришлось нестись как угорелому, падать, сбивать в кровь коленки и локти до тех пор, пока совсем не сдохла дыхалка, чтобы упасть в траву и посмотреть наконец-таки на небо, просто посмотреть на небо, без всяких мыслей, желаний, устремлений… Синее небо, а по обе стороны – смерть… Мне вдруг стало смешно до слёз.