Комедия положений
Шрифт:
1984 год. Операция, смерть бабушки
Кое-как добила предыдущий год. Прочитала, что получилось, и вспомнила анекдот более поздних, девяностых годов: "один русский сценарист решил показать американцам нашу жизнь, как она есть, написал сценарий, отнес в Голливуд. Режиссер прочитал, обрадовался: замечательный сценарий, снимаем фильм ужасов!"
Я пришла с работы домой. Как всегда, еле протиснулась в дверь, мешала обувь, густо посеянная в тесном коридорчике.
Я только успела подумать "в Катиных красных ушел", как на глаза мне попался красный сапог.
Неужели Сережка ушел в школу в ботинках? Они такие мелкие и малы ему уже. Я продолжаю оглядывать пол и выискиваю взглядом ботинки. Они стоят рядышком в конце коридора.
– Любовь Феопентовна, - зову я свекровь, - а в чем Сережка в школу ушел, если вся его обувь здесь?
Свекровь выходит из комнаты и смотрит на пол.
– Не знаю, - говорит она в замешательстве.
– Вроде он обувался в коридоре, даже и не знаю, в чем ушел.
Я обвожу взглядом обувь в прихожей, потом наклоняюсь и ставлю раскиданную обувь парами: нахожу, что отсутствует один красный и один коричневый сапог.
– Он ушел в разных сапогах, - изумленно говорю я.
– Да не может быть, - восклицает свекровь, - они же разного цвета.
– Это-то ладно, но там молнии с разных сторон и подошвы разной толщины сантиметра на три, он должен в них хромать.
– Ну, - вздыхаю я, - как ушел, так и придет.
Впечатлительная бабушка садится у окошка и героически ждет, когда внук, возвращаясь из школы, окажется в поле зрения.
– Ну, вот идет, - вскрикивает она минут через сорок, - сапоги на нем действительно разные.
Я смотрю из кухонного окна, как сын прощается с приятелями у подъезда дома напротив, потом один, шаркая ногами и перекособочившись, плетется домой. Из-под брюк торчат красный и коричневый кончики сапог.
– Не будем ему ничего говорить сами, - решает свекровь.
– Посмотрим, заметил он или нет.
Бабушка открывает внуку еще до звонка, по шуму захлопывающейся двери лифта. Сережка вваливается в коридор, запинается об оставленную на видном месте пару разномастных сапог.
– Ой, мама, знаешь, - кричит он мне на кухню, - я сегодня в разных сапогах в школу пошел.
И заливается смехом.
– А когда ты заметил, что сапоги разные, вот что интересно мне было бы знать?
– В школе, когда складывать в сумку стал, - объясняет мне сын.
– Смотрю, а они разные.
– А когда ты шел, то не заметно тебе было, что они разной высоты?
– Да, на обратном пути.
– Господи, - говорю я свое обычное, стараясь сдержать рвущийся наружу смех, - здоровый лоб вырос, а ума нет как нет.
В начальных классах зимой Сережка играл в хоккей на дороге возле дома. Машин тогда было мало, была возможность поиграть, только соседки с первого этажа орали, боялись, что вышибут им
Когда я возвращалась с работы, то находила сына на улице и могла пройти мимо незамеченной им, но обычно я окликала его и просила прийти домой поужинать минут через тридцать.
Как правило, Сергей не приходил, пока я не прокукарекаю ему из окошка пару раз.
Зайдя в квартиру, Сергей не раздевался и не разувался, а как был, с порога, падал возле дверей вдоль коридора и лежал не шевелясь. Оттаивал.
Я подходила и стаскивала с него превратившиеся в ледяной ком варежки вместе с клюшкой, ручка которой намертво вмерзала в шерсть, стягивала пальто и заледенелые двое штанов, а нередко и мокрые колготки и тащила сына за ноги волоком до комнаты, где бросала его на ковер, вернее, на вьетнамскую большую циновку, служившую нам напольным ковром, приносила сухую одежду и бросала рядом с ним, после чего он начинал слабые попытки натянуть сухое белье на свои сырые красные ноги.
Когда он промерзал сильно, то я гнала его в ванную, во вторую зиму горячая вода была чаще, а если её не было, то хоть ноги попарит, из чайника подольем.
Отогревшись до состояния, когда его руки могли удержать ложку, Сергей плелся ужинать, а после ужина учить уроки.
После многочасовой разминки на свежем воздухе, уроки были тяжким бременем.
– Зоя, да как он у тебя пишет, - типичный почерк алкоголика, дрожание рук, - воскликнула Нина, которая зашла к нам на огонек и случайно открыла тетрадку Сережки, лежащую на столе.
– Нина, он полдня держит тяжелую клюшку, а потом замерзшими отечными руками берет маленькую шариковую ручку, поневоле начнешь писать как алкоголик.
Я знала, что говорила. Мне всегда трудно было писать после игры в большой теннис.
Так, через пень-колоду, Сережку учился в третьем классе, больше играя с товарищами, чем занимаясь учебой. Как-то к нему пришел Акингинов Сережка, якобы делать домашние уроки, а я собралась на остров за продуктами. У нас в Долгопрудном Клязьма и канал образуют остров, на котором поселок, а в нем магазин с Московским снабжением и там, если постоять в очереди, всегда можно было купить мясо. Вот я и потащилась туда, приехала с Калужской пораньше для закупки еды.
Ушла и проходила часа полтора, два. А когда вернулась, то из пяти заданных примеров Сережки решили только один, и тот неправильно!
Особенно мне разозлило, что у них ответ не сошелся.
Я взяла лист бумаги, и сделала этот пример на длительные и нудные вычисления за пять минут.
– Так..., если принять, что вы считаете медленнее меня в два раза, то на один пример у вас должно было уйти 10 минут, и за полтора часа, пока меня не было, вы должны были решить девять примеров, а вы решили один. Всё, Сережка, одевайся, иди домой и занимайся сам, а ты, Сережка (теперь уже сын) сейчас сядешь и чтобы за полчаса всё сделал.