Комедия положений
Шрифт:
Я мягко повернула медлительного Акингинова в направлении к вешалке, под которой валялось его пальто, а Сережка, поджав губы, взялся за тетрадку. Он, в отличие от Кати, и позднее, от своего собственного сына Вани, никогда не плакал, когда я ему назначала срок и требовала, чтобы задание было сделано к такому-то часу, он просто садился и делал, не могу сказать, что тщательно, но без сопротивления, а главное, он не испытывал чувства, что мои требование ему не под силу, он был уверен в себе и по пустякам не плакал, чем и отличался от женской
Ровно через полчаса домашнее задание по арифметике было написано.
В воскресение к нам заглянули на часок гости, Люда и Гамлет с мальчиками.
Не успели мы устроиться с чаем, как за Сережкой зашли товарищи, трое, братья Шуваловы и Акингинов.
Дверь открыла я.
– Никуда он не пойдет, - я критически оглядела приятелей с клюшками.
– Ему надо еще пообедать, сделать уроки. Заходите через час.
И ушла, а Сережка выскочил в коридор и о чем-то шушукался с ними.
Мы посидели, поболтали.
– Завтра в Москву, на Калужскую ехать, а тут мороз обещают, - жаловалась я Люде.
– А какая тебе разница, куда в мороз ехать?
– заинтересовалась Люда.
– А я в НИОПиК в валенках езжу, а в Москву не могу.
– Да почему же?
– На неудобно как-то, да и воды в метро много, промочу ноги, замерзну.
– А ты галоши надеть. Приедешь, снимешь, поставишь рядом с кабинетом шефа. Народ побежит мимо, будет спрашивать: чьи это галоши?
– А это одна аспирантка из Долгопрудного к шефу приехала.
Примерно через час Сагияны собрались уходить, я взяла поднос с посудой, вышла в коридор, свернула за угол. В узеньком коридорчике, не больше метра шириной, сидели все трое приятелей, с клюшками, в одежде. Спинами уперлись в одну стену коридора, ногами в другую. Акингинов с отсутствующим видом мурлыкал какой-то мотив.
Пройти на кухню оказалось невозможным.
Я повернула обратно в комнату, решив сначала выпроводить мальчишек, а потом таскаться с посудой.
Но в это время четверо гостей, двое взрослых и двое маленьких вышли в прихожую одеваться, и путь обратно был отрезан. Так я и осталась на углу своей прихожей с подносом в руке. Ни взад, ни вперед.
– Просто нашествие монголо-татар на Русь, - воскликнула я, прижавшись к стенке и стараясь не грохнуть посуду на пол, не в силах пробраться.
Встретившись глазами с Гамлетом, я заволновалась, не обидится ли он.
– Я их имею в виду, - я мотнула головой в сторону команды, развалившей на полу.
– Ну почему же только их, - Сагиян насмешливо поднял брови, - Всё правильно, они монголы, мы татары.
Сережка затяжно и подолгу кашлял, и я лечила его ингаляциями. Кипятила ковшик с травами, ставила на диван, Сережка накрывался одеялом и дышал там, а когда он уставал, то я приходила и убирала остывший ковшик.
Вот и сейчас я оставила сына дышать под одеялом, а сама ушла на кухню, начала чистить картошку и не смогла. Отчего-то мне стало страшно, вдруг я вспомнила, как резко Сережка
И я пошла обратно в комнату, чтобы напомнить сыну о возможной опасности, остеречь его. И не успела! Уже в коридоре меня настиг его душераздирающий крик боли, я в секунды добежала, он прыгал и кричал, и я стянула с него колготки вместе с кусом кожи с коленки.
Подоспевший Алешка схватил сына на руки и потащил в ванную под холодную воду, а я сделала раствор марганцовки и, когда он минут через пять принес и положил стонущего, но уже не кричащего сыночка на диван, я стала быстро прикладывать к ране бинты, смоченные в марганцовке, и быстро их менять, так как холодная вода уменьшала боль. Во внутрь мы дали ему анальгин и вызвали скорую, а я всё меняла и меняла бинты на Сережиной ноге, так как уже через двадцать секунд бинт нагревался, и Сережа начинал стонать сквозь стиснутые зубы.
Скорая приехала через двадцать минут. Врач забрызгал рану какой-то пеной, уменьшающей боль, наложил повязку.
– Это еще ерунда, - сказал врач. Самые страшные ожоги бывают, когда они через костер прыгают. Оступаются. Падают и горят.
Меня и так знобило, а тут совсем плохо стало.
Нужно было в больницу и мы втроем уехали. К тому времени первый шок прошел, и Сергей дошел до скорой, при поддержке отца, уже наступая на поврежденную ногу. В приемном покое Сережку увели наверх к хирургу, а мы остались ждать. Вернулся Сережка, наверное, минут через сорок, с обработанной и завязанной раной.
Три раза мы ходили с ним на перевязки в детскую поликлинику, но добираться туда ребенку с больной ногой было очень трудно, а тут Люда Сагиян посоветовала мне залить рану солкосерилом, гель такой. Он образовал прозрачную пленку на ране, рана не мокла, и я не стала ходить на перевязки, просто Сережка сидел дома с закатанной штаниной, и держал рану на воздухе, она не загноилась, а постепенно зарастала кожей под пленкой. Там, куда пришелся первый выплеск кипятка, остался шрам.
Сережку навещали приятели, и он охотно демонстрировал им свою ногу, как солдат гордился ранами, полученными в боях.
И мамино письмо Кате.
21 февраля 84 года.
Здравствуй, дорогая Катуня!
Спасибо хоть за открытки, но напугала ты нас сильно, еле разобрала я (но всё же разобрала), что Сережа ошпарился, но "сейчас заживает". Это нас подбодрило, но всё же сообщи или ты или мама, как это случилось.
Мы расстроились.
У меня тут были мелкие злоключения, в результате я получила насморк и сидела перед 8/III 3 дня дома, а 8-го пошла в баню в душевую. Никого народу не было, наконец-то я вымылась, а то дома какое мытье. Мои приклю-злоключения я описала в рассказах "удивительные истории".