Комендант некромантской общаги 2
Шрифт:
— Я рожу ему хороших детей, они станут великими шаманами, о которых будет петь вся степь! — стреляя в тролля глазами, напевно искушала шаманка.
— Ага, и станет он у тебя безрогим нурном, будет сидеть в шатре и детей ваших воспитывать, пока ты, нарожавшись, по степи носиться будешь! Знаю я ваши обычаи: если муж шаманки не орк, то, оставшись в степи, он в семье домом занимается и детей растит! — Гномка, яростно тряся кудрями, аж подпрыгивала от негодования. — Мы своих студентов обманывать не позволим! Ищи себе других дураков!
Видимо, сама мысль о том, что кого-то могут женить
— Что ты знаешь, козявка подгорная? Ты не нюхала вольного ветра степи, и рогатый нурн не нес тебя по бесконечному морю травы навстречу солнцу. Тебе не понять, червяк из пещерной норы. — Орчиха увидела померкнувшее восхищение в глазах Лисовских и гримасу Винни на слова о воспитании детей в шатре.
— Ага, прямо ветер она нюхает. Да чтобы в степь выехать, надо сначала за стадом идти. Ветер прямо из-под нурновых хвостов! Или у тебя, нищебродки, стада нет? — Полугоблинка не осталась в стороне.
— Да у моей семьи лучшие стада! — Шаманка уже начинала срываться на визг, выходя из себя.
Марья прикинула, что если они начали так с момента прибытия повозки, то сейчас уже терпение дамочек висит на волоске, и поспешила в их сторону, но не успела.
— Так, значит, все-таки ветер твой из-под хвоста! — торжествующе подытожила гномка.
Шаманка, разозлившись, вцепилась ей в кудри, все же она была значительно выше. Ей на спину, схватив одну из ее длинных кос, запрыгнула артефакторша. Визг перешел в ультразвук. Марья подбежала почти в один момент с шаманом и Рорхом. Винни в каком-то оцепенении наблюдал за сцепившимися девицами у себя в ногах. Даже Лисовские притихли. Шаман тутумкнул в свои барабанчики, а лич голосом, от которого по спине Марии Спиридоновны промаршировала, спасаясь бегством, армия мурашек, прошипел:
— Прекратить!
Клубок из девиц распался, а Марья какой-то деревянной походкой подошла к Винни, взяла его за руку и повела в сторону кухни, заявив встрепанным драчуньям:
— На всех не хватит!
Уже потом выяснилось, что оркская прелестница решила, не подумав, подключить духов. А здесь, как говорил шаман, не те духи, а к тому же присутствуют искажения и прочие прелести, поэтому закрутило всех с эмоциями и странностями. Рассердившийся шаман запихнул внученьку в повозку и, велеречиво извиняясь, обещал доставить семян и саженцев любимых бантугбаном растений. Двух студенток Манефа в наказание заставила перебирать головки сорильи, отделить созревшие и вытрясти из них семена. Если головка была не созревшая и ее по ошибке вскрывали, то она брызгала соком, и руки с одеждой покрывались мелкими ярко-розовыми точками.
Винни сидел в тенечке у кухни и клятвенно заверял Марью:
— Только самые, самые тихие и домашние девицы! Чтоб молчаливые и спокойные! — Тролль был очень впечатлен увиденным.
— А еще лучше безрукие, безногие и слепоглухонемые, — ехидничала Марья. — Винни, у вас троллихи все тихие, что ли? Что на тебя нашло?
Винни потряс головой, как будто сбрасывая с себя что-то ненужное.
— Не, троллихи у нас боевые! Вот мама моя… А сестра как заневестилась — ух!
— Вот и ты дождись свою любовь, только настоящую. — Марья улыбнулась.
— Ага. — Винни кивнул. — О, из этой штуки маманя кашу варит. — Он ткнул пальцем в серые стручки. — Не помню, как называется, но, если нагреть без воды, они бабахают знатно. Мы, когда мелкие были, их в костер кидали, маманя ругалась, что продукт переводим. Каша и правда вкусная из них. Ладно, пойду, что ли, клумбу какую вскопаю, разомнусь.
Мария Спиридоновна повертела в руках стручок.
Вечером у Лисовских был праздник: у Марьи получилось-таки сделать попкорн!
А в остальном на стройке работа шла по плану. Стены росли, и уже вырисовывалась величественная громада дворцового здания. Вокруг проступала разметка будущего парка с пока еще не замощенными дорожками и кое-где вскопанными клумбами. Открытым оставался вопрос с фонтанами — у источника рядом с развалинами артефакторы так и не добились успеха.
Но как известно, размеренный ход событий всегда может изменить крошечная песчинка, занесенная в часы рукой судьбы. И эта красная, мохнатая и весьма недовольная судьбой песчинка опять несла свой негатив по бескрайним степным просторам.
— Таки шоб ему повылазило на этом свете и на том, пожилую женщину в такую даль отправил! Я же ему объяснила: болею я, мигрень у меня с перепо… ну, смена погоды, в общем! Невежливо говорить, шо в мои годы это ненормально! Ненормально, когда не в мои, а я таки знаю, шо до себя я все меры за возраст приняла и здоровье блюду! Ну и зачем орать? Подумаешь, бедна жиночка для поправки нервов трошки пригубила того клятого пойла. Точно, трактирщик меня травит, и ни сочувствия, ни компенсации за моральный вред проживания на такой коммунальной жилплощади! Ну, не была я неделю на этой стройке евойной — и шо, они там прям палаты белокаменные зробили, а в саду молодильные яблоньки заколосились гарбузами? Таки бред он несет мине в мозг, а я теперь своей фигурой тут должна променад совершать! Ну и шо там за гора в степи? Мы на марафон с препятствиями не подписывали документ!
Чертова мамуля, как всегда, направилась на дело под вечер, и в сумерках недостроенное здание на фоне темнеющего неба действительно выглядело как черная гора.
— Тильки бы мне не напороться на ту заразу, что из меня летающего дракона сделала. Враз взлетишь и мигом заземлишься. Шоб они так летали, как мое седалище приземлялося. — Она тихонько, обходя лагерь стороной подальше от развалин, прокралась на стройку.
— Ой-вэй, таки важные какие. Патрули гуляют. Травинка в зубах, только гармони не хватает для полноты образа. Хотя гармонь ему нельзя, спалит хорошую вещь. Ишь, включил свои горелки-хапалки, и чего включил? Лун ему мало! — наблюдала она за шедшим между стройкой и лагерем пиритиком. Тому было скучно ходить и разглядывать не отличавшийся разнообразием ночной пейзаж, и он развлекался, как умел. Зажигая то палец, то кисть, то обе руки и освещая ими то один, то другой участок стройки.