Комендант Освенцима. Автобиографические записки Рудольфа Гесса

Гесс Рудольф

Но до конца 1944 было сделано не так уж много конструктивного, хотя я добыл у Каммлера [142] толкового начальника строительства. Приходилось то импровизировать, то ставить заплатки. И всё же Крамер не мог искупить все грехи Хааса, хотя и прикладывал к этому большие усилия. Когда произошла эвакуация Освенцима и большая часть его заключённых прибыла в Берген-Бельзен [143] , лагерь мгновенно переполнился и пришёл в такое состояние, которое я сам, уже ко всему привыкший в Освенциме, должен назвать ужасным. Крамер был бессилен что-либо исправить. Даже Поль был потрясён, увидев это во время нашей экстренной, предпринятой по приказу РФСС, поездки по всем лагерям [144] .

142

141 Группенфюрер СС доктор технических наук Хайнц Каммлер. До 1941 был директором строительства люфтваффе, в 1941 Гиммлер перевёл его в ВФХА. Там Каммлер, став начальником службы C, ведал всем строительством СС. В Кракове Гесс написал о Каммлере особую, не публикуемую здесь записку (на 3 листах).

143

Эвакуация из Освенцима произошла 18 января 1945. См. N"urnbg. Dok. PS-3548 и NOKW-2824, а также рассказ Гесса об обстановке, которой сопровождалась эвакуация (с. 140 и далее).

144

Об этой, проведённой в марте 1945 инспекторской поездке, и в особенности об осмотре Берген-Бельзена и тогдашнем положении см. также показания Поля, данные при его допросе 13.6.1946 (N"urnbg. Dok. NO-47–28).

Чтобы навести порядок, он тут же отобрал у вермахта соседний лагерь, но тот был не в лучшем состоянии. Это касалось даже воды — сточные воды, несмотря на сыпной тиф, просто уходили на соседнюю территорию. Для расселения начали тут же строить землянки. Но всего этого было слишком мало, и взялись за это слишком поздно. Несколько недель спустя подошли ещё и заключённые из Миттельбау [145] Ничего удивительного, что англичане нашли лишь смерть, умирающих, эпидемию и совсем немного здоровых заключённых, а весь лагерь — в состоянии, хуже которого нельзя было представить [146] . Война и, прежде всего, воздушные налёты сказывались на всех лагерях всё сильнее. Неизбежные ограничения усугубляли общую ситуацию. Спешно возводившиеся строения рабочих лагерей при важнейших оружейных объектах страдали от этого больше всего. Воздушные налёты на эти объекты вызывали бесчисленные жертвы среди заключённых. Хотя союзники и не бомбили сами КЛ, — места превентивного заключения, — на всех главных предприятиях по производству оружия трудоиспользовались заключённые. Там они погибали наравне с гражданским населением. С начала усиленных бомбардировок 1944 года не проходило ни дня, чтобы из лагерей не поступали сообщения о потерях в результате воздушных налётов. Конечно, я не могу даже приблизительно назвать общее число погибших. Но они исчислялись тысячами. Я сам пережил множество бомбардировок — как правило, не в надёжном убежище, нет, я переживал их на заводах, где находились заключённые. Я видел, как держались заключённые, как охранники и заключённые, сидевшие рядом в одном укрытии, рядом и погибали, как заключённые вытаскивали оттуда раненных охранников. При таких яростных налётах исчезало всё — уже не было ни охранников, ни охраняемых, были только люди, пытавшиеся спастись под градом бомб. Сам я из бесчисленных бомбардировок вышел без ранений, хотя контузило меня не раз. Я пережил бомбардировки в Гамбурге, Дрездене, а в Берлине испытывал их постоянно. В Вене меня от смерти спасла только случайность. Во время своих командировок я переживал налёты штурмовиков на поезд, на автомобиль. ВФХА и РСХА бомбили очень часто, их постоянно отделывали с воздуха. Но ни Мюллер, ни Поль не позволяли изгнать себя оттуда. Да и вся родина, по крайней мере, большие города, стала фронтом. А ведь общее количество жертв воздушных налётов вряд ли станет когда-нибудь известным. По моей оценке, их должны быть многие миллионы [147] . Цифры потерь никогда не станут известны, их будут держать под строгим секретом.

145

«Миттельбау» было обозначением строительных площадок и подземных заводов, которые с лета 1943 сооружались близ д. Зальца в округе Нордхаузен, а также в других местах Гарца фирмой «Миттельверке гмбх». Производства предназначались прежде всего для изготовления ракет «Фау», и на них работало огромное количество заключённых. Из рабочей команды КЛ Бухенвальд при так наз. заводе Дора возник лагерь Дора (т. е. «Миттельбау»). Уже в 1943 в этом лагере, заключенным которого приходилось и днём, и ночью находиться в штольнях, сложились катастрофические условия труда и жизни. (См. показания Черчера о его осмотре лагеря Дора осенью 1943 — N"urnbg. Dok. NO- 1564). 28.10.1944 команды заключённых, работавших на различных предприятиях «Дора» в Гарце, были объединены в отдельном КЛ Дора. Основной лагерь в Зальце насчитывал тогда около 24 000, а другие команды около 8000 заключённых (см. N"urnbg. Dok. NO-2317). Весной 1944 количество приписанных к КЛ Миттельбау («Дора») заключённых выросло до 50 000, при том, что количество ежедневно умиравших было очень большим. Когда в начале апреля американцы приблизились к Южному Гарцу, Гиммлер отдал приказ об удушении газом всех заключённых КЛ Миттельбау, находившихся в подземелье. Лишь благодаря ряду случайностей, этот план не удалось осуществить и, наконец, в середине апреля 1945 заключённые были переведены из Миттельбау в Берген-Бельзен. (См. N"urnbg. Dok. NO-1948, NO-2326, NO-2619, NO-2631).

146

См. об этом The Belsen-Trial, выше.

147

Согласно данным расследования, которое после войны провёл профессор демографии д-р Арнтц, во время Второй мировой войны в результате воздушных налётов союзников были убиты около 1/2 миллиона гражданского населения Германии. См.: H. Arntz: Die Menschenverluste im zweiten Weltkrieg. In: Bilanz des zweiten Weltkrieges. — Oldenburg/Hamburg 1953, S. 442. — В отличие от этих данных, Федеральная служба статистики оценивает общее количество жертв воздушных налётов среди гражданского населения Третьего рейха в 410 000 человек. — См. Wirtschaft und Statistik. 8. Jg., H. 10 (Okt. 1956), S. 494.

Меня всегда будут упрекать в том, что я не уклонился от выполнения приказа об уничтожении, от этого чудовищного убийства женщин и детей. Но я уже ответил в Нюрнберге: как тогда быть с командиром авиационной эскадры, который мог бы уклониться от налёта на город, про который он точно знал, что там нет ни оружия, ни оружейных предприятий, ни военных заводов? Когда он знал точно, что его бомбами будут убиты прежде всего женщины и дети? Ведь он тут же пошёл бы под трибунал. Не хотелось бы считать это сравнением, но я считаю, что обе ситуации сравнимы. Я тоже солдат. Я, как и он, офицер. Пусть сегодня Ваффен-СС и хотят считать не военными, а видом партийной милиции. Но мы были такими же солдатами, как и три других рода войск. Эти постоянные воздушные налёты были тяжким бременем для гражданского населения, особенно для женщин. Детей можно было хотя бы спрятать в отдалённых горных районах, не испытывающих угрозы с воздуха. Не только физическое — вся жизнь крупных городов пришла в беспорядок, — но и психическое воздействие было очень сильным. Кто видел лица сидевших в общественных бомбоубежищах, в домашних бункерах, тот видел, как они себя ведут, тот мог прочесть возбуждение, явный или смертельный ужас во время взрывов бомб, падавших лавиной. Как они прижимались друг к другу, искали защиты у мужчин, когда здания начинали шататься или даже частично обрушиваться. Даже берлинцы, которые уже немало перенесли, приходили в отчаяние. Днём и ночью, ночью и днём продолжались эти испытания нервов в подвалах. Эту войну нервов, это психическое бремя немецкий народ тоже не смог бы переносить дальше.

Деятельность службы D, Инспекции КЛ я достаточно полно представил, описывая начальников служб и отдельных начальников [148] . К этому мне добавить нечего.

Могли бы концентрационные лагеря стать другими при другом начальнике Инспекции? Я думаю, что нет. Поскольку никто, будь он ещё энергичнее или крепче духом, не смог бы противиться воздействию войны, и никто не смог бы пойти против твердой воли РФСС. Ни один офицер СС не осмелился бы сорвать планы РФСС или уклониться от их исполнения. Хотя когда-то КЛ создал и организовал волевой Айке, за ним всё же всегда стояла твёрдая воля РФСС. То, что стало с КЛ во время войны, возникло целиком и только из воли РФСС. Потому что это он давал директивы РСХА, и только он мог их давать. РСХФ было только исполнителем. Я также твёрдо верю в то, что ни одна важная, крупная полицейская акция не могла бы начаться без согласия РФСС. В большинстве случаев он был также инициатором, зачинщиком. Все СС были инструментом Генриха Гиммлера, РФСС, они осуществляли его волю. То, что с 1944 он был сломлен более сильными обстоятельствами, а именно войной, не отменяет этого факта.

148

Здесь Гесс ссылается на уже упоминавшиеся выше, не публикуемые тут записки об Айке, Глюксе, Либехеншеле, Маурере и Каммлере. В этой связи стоит также порекомендовать приведённое в N"urnbg. Dok. NO-498 штатное расписание ВФХА, а также показания Гесса от 14.3.1946 относительно начальников и функционеров отдельных служб внутри отдела D ВФХА (N"urnbg. Dok. NO-1210).

Во время своих поездок по оружейным предприятиям, на которых были заняты заключённые, я ознакомился с нашим вооружением. От соответствующих руководителей заводов я узнал много такого, что меня очень удивило. Особенно в авиационной промышленности. Через Маурера, который имел дела с министерством вооружения, я узнал о безнадёжном отставании, о крупных авариях, об ошибках планирования, которые приводили к многомесячной перестройке производства. Я узнал об арестах и даже экзекуциях известных руководителей в области оружейного производства, которые не справлялись с работой. Всё это давало мне пищу для размышлений. Хотя руководство говорило о новых открытиях, о новом оружии, на ходе войны это не сказывалось. Несмотря на наши новые реактивные истребители, воздушные налёты становились всё более сильными. Дюжине истребительных эскадр приходилось иметь дел с армадой бомбардировщиков в две-две с половиной тысячи тяжелейших машин. Ведь наше новое оружие только создавалось и проходило испытания. Но чтобы выиграть войну, поток оружия должен быть совсем другим. Едва какой-нибудь завод начинал работать в полную мощность, его в течение нескольких минут ровняли с землёй. Перемещение производства «победоносного» оружия под землю могло бы быть произведено в лучшем случае в 1946. Но и этим ничего бы не добились, поскольку доставка материалов и вывоз готовой продукции как и прежде зависели бы от действий вражеской авиации. Лучший пример тому — производство оружия «Фау» на предприятиях Миттельбау [149] . С воздуха разбомбили всё железнодорожное полотно вокруг заводов, спрятанных в горах. Вся мучительная многомесячная работа оказалась напрасной. Тяжёлые снаряды V-1 и V-2 лежали взаперти под землёй. Едва дорогу приводили в порядок, её разрушали снова. Но так в конце 1944 было почти везде. Восточный фронт «возвращался» всё больше. На Востоке немецкий солдат уже не выдерживал. Запад тоже катился назад. И всё же фюрер продолжал говорить о стойкости любой ценой. Геббельс говорил и писал о вере в чудо. Германия должна победить! Во мне шевелилось сильное сомнение в том, что мы сможем выиграть войну! Слишком много я слышал и видел такого, что этому противоречило. Но я не мог сомневаться, я должен был верить в это. Здравый человеческий разум говорил мне, что мы должны проиграть. Сердце же, отданное идее фюрера, говорило, что мы не можем пойти ко дну. Жена часто спрашивала меня весной 1945, когда уже каждый видел, что дело идёт к концу: «Как же мы сможем выиграть войну? В самом ли деле у нас в резерве есть что-то такое, что позволит победить?» Скрепя сердце, я должен был укреплять её веру. Я не смел рассказать то, о чём знал. Ни с одним человеком я не мог говорить о том, что считал истинным, обсуждать то, что видел или о чём слышал. Я твёрдо убеждён в том, что Поль и Маурер, которые видели побольше моего, думали точно так же. Но никто не осмеливался говорить об этом с другим. Не только из страха быть привлечённым к ответственности за критиканство, но потому, что никто не желал в это верить. Наш мир не мог исчезнуть, это было невозможно. Нам придётся победить. Каждый из нас работал с таким ожесточением, как будто от нашей работы зависела победа. Да, когда в апреле был прорван Одерский фронт, мы стали прилагать величайшие усилия для того, чтобы последние, ещё державшиеся оружейные заводы с заключёнными заработали в полную мощность. Нельзя было упускать никаких возможностей. Да, мы сомневались в том, что сможем создавать необходимое вооружение в этих более чем примитивных запасных убежищах. Каждый, кто пренебрегал своими обязанностями, потому что заявлял, что уже не видит в этом смысла, немедленно смещался. Маурер даже хотел предать за это суду СС нескольких штабных служащих, но Берлин уже был окружён и мы готовились к бегству.

149

См. выше, стр. 136, прим. 5. О производстве оружия «Фау» на подземных заводах Миттельверк см. также: Walter Dornberger: V 2. Der Schuss ins Weltall. Geschichte einer grossen Erfindung. — Esslingen 1952, S. 281 ff.

О безумии эвакуации КЛ я уже неоднократно писал. Но сцены, которые я при этом видел, которые были вызваны этим приказом об эвакуации [150] , впечатлили меня так сильно, что я их никогда не забуду.

Когда Поль при эвакуации Освенцима уже не получил от Байера [151] доклад, он погнал меня в Силезию, чтобы я разобрался на месте. Сначала я нашёл Байера в Гросс-Розене [152] , там он собирался готовить приём. Где бродит его лагерь, он не знал. Из-за наступления русских на юге изначальный план полетел к чёрту. Я тотчас же поехал дальше, чтобы успеть в Освенцим и уничтожить там всё важное, о чём получил приказ. Но я успел добраться только до Одера вблизи Ратибора. По другому берегу уже разъезжали передовые танковые части русских. На всех шоссе и дорогах Верхней Силезии западнее Одера теперь я видел только колонны заключённых, в муках шедших по глубокому снегу. Унтерфюреры, которые конвоировали это шествие трупов, обычно вообще не знали, куда они должны идти. Им была известна только конечная цель — Гросс-Розен. Но как они туда доберутся, для всех оставалось загадкой. Они по собственной инициативе реквизировали в деревнях продукты, на несколько часов делали там привал, а затем шли дальше. О том, чтобы переночевать в сараях или в школах, не могло быть и речи, всё было забито беженцами. Этот путь страданий было легко определить, через каждые двести метров на нем лежал обессилевший или застреленный заключённый. Все встречавшиеся мне колонны я направлял на запад, в Судеты, чтобы они не оказались в забитом до отказа мешке у Нейсе. Всем начальникам таких колонн я строжайше запретил пристреливать заключённых, уже не способных идти. Их они должны были сдавать фольксштурму в деревнях. В первую ночь на дороге у Леобшутца я стал постоянно встречать застреленных заключённых. Из их ран ещё текла кровь, то есть убиты они были совсем недавно. Когда я вышел из машины возле очередного убитого, до меня донёсся прозвучавший совсем рядом пистолетный выстрел. Я побежал на этот выстрел и увидел солдата возле остановленного мотоцикла. Тут же у дерева оседал пристреленный заключённый. Я закричал на солдата: как он смеет так обращаться с заключёнными! Он нагло засмеялся мне в лицо и спросил, что я, собственно, хотел ему сказать. Я достал пистолет и тут же расстрелял его. Он был фельдфебелем люфтваффе.

150

Согласно заявлению Поля от 3.4.1947 (N"urnbg. Dok. NO-2736) и подтверждающему эти показания заявлению его бывшего адъютанта (N"urnbg. Dok. NO-1565), Гиммлер отдал письменный приказ, по которому высшие офицеры СС и полиции, ответственные за конкретные концлагеря, назначались ответственными за их эвакуацию в случае приближения противника. Вероятно, этот приказ был отдан в середине января 1945 (см. N"urnbg. Dok. NO-1876, а также приказ об эвакуации КЛ Штутхоф — N"urnbg. Dok. NO-3796). По поводу Освенцима Поль заявил (см. выше), что уже при посещении лагеря осенью 1944 он получил от тогдашнего коменданта Освенцима штурмбанфюрера СС Байера планы эвакуации, которые Байер выработал вместе с командующим СС и полицией Силезии обергруппенфюрером СС Шмаузером.

151

Штурмбанфюрер СС Рихард Байер (род. 9.9.1911, эсэсовский номер 44 225) с 1933 по 1939 служил в КЛ Дахау, в первый год войны был на фронте в дивизии СС «Мёртвая голова», после ранения в 1942 снова был отправлен в концлагеря; затем он был адъютантом в КЛ Нойенгамме, затем (1943) адъютантом Поля в ВФХА. В июне 1944 Поль назначил Байера начальником гарнизона Освенцим и комендантом КЛ Освенцим-I — после того, как Либехеншель (см. выше, с. 131, прим. 2) по личным мотивам был признан «неприемлемым» и его перевели в Люблин (см. об этом неопубликованную записку Гесса о Байере от ноября 1946).

152

В Гросс-Розене (округ Швайдниц в Нижней Силезии) с мая 1941 находился концентрационный лагерь, в котором содержались (1944) около 12 000 заключённых. Гросс-Розен и его многочисленные филиалы в Нижней Силезии, Восточной Саксонии и Судетах должны были, согласно плану эвакуации, принять вывезенных из Освенцима заключённых. Но уже 21.3.1945 лагерь Гросс-Розен сам оказался переполненным и его переместили в Райхенау (Богемия), где 5.5.1945 он был освобождён. См. Catalogue of camps and prisons in Germany and German occupied territories. Hrsg. v. Internat. Tracing Service. — Arolsen 1949, vol. I, S. 273).

Снова и снова я встречал офицеров из Освенцима, которые подъезжали на каких-нибудь машинах. Я оставлял их на перекрёстках, чтобы собирать и отправлять на запад, по возможности железной дорогой, эти блуждающие колонны заключённых. Я видел загруженные открытые вагоны для перевозки угля, совершенно замерзших, не получавших питания — где-нибудь на запасных путях, на дистанциях. Проходили группы заключённых без какой-либо охраны, которые отбились от колонн или просто были покинуты конвоем. Они тоже спокойно шли на запад. Встретил я и команду английских военнопленных без всякого сопровождения. Они ни в коем случае не хотели попасть в руки русских. Я видел эсэсовцев и заключённых, сидевших на корточках в вагонах для беженцев, видел колонны из строительного и сельскохозяйственного управлений. Никто не знал, куда он должен идти. Каждому была известна только конечная цель — Гросс-Розен.

В это время лежал глубокий снег и держался сильный холод. Дороги были забиты колоннами вермахта, обозами беженцев. Из-за того, что машины заносило, постоянно случались аварии. На обочинах лежали трупы не только заключённых, но и беженцев, женщин и детей. На выезде из одной деревни я видел женщину, которая сидела на пне, баюкала ребёнка и пела. Ребёнок давно был мёртв, а женщина обезумела. Множество женщин с доверху нагруженными детскими колясками изнемогая, брели по снегу. Только бы подальше отсюда, только бы не оказаться у русских в руках. В Гросс-Розене всё было переполнено. Но Шмаузер [153] тоже приготовился к эвакуации. Я поехал в Бреслау, чтобы рассказать ему об увиденном и склонить его к отмене эвакуации Гросс-Розена. Он показал мне телеграмму РФСС: ни один здоровый заключённый не мог быть оставлен в его лагере, и Шмаузер назначался ответственным за выполнение этого приказа. На вокзале Гросс-Розен прибывающие транспорты тут же отправляли дальше. Лишь немногие из них могли получить питание. Гросс-Розен сам больше ничего не имел. В открытых вагонах мёртвые эсэсовцы мирно лежали среди мёртвых заключённых. Живые сидели там же и ели свои куски хлеба. Страшные картины, которых можно было бы избежать. Я был свидетелем эвакуации Заксенхаузена и Равенсбрюка. Те же зрелища. К счастью, уже стало теплее и суше и колонны могли ночевать под открытым небом. Но питания не получали по два, а то и по три дня. Помогал Красный Крест, раздавая подарки. Добыть в деревнях, через которые уже неделями шли потоки беженцев, ничего было нельзя. Ко всему добавилась постоянная опасность от штурмовой авиации, которая не упускала из виду ни одной дороги.

153

Обергруппенфюрер СС Генрих Шмаузер (род. 18.11.1890, эсэсовский номер 3359) был командующим участком «Юго-восток» (Силезии) и одновременно командиром СС и полиции в этом районе. В соответствии с приказом Гиммлера (см. выше, с. 140, прим. 1) он, исполняя эти должности, отвечал за эвакуацию КЛ Освенцим.

До последнего момента я делал всё, чтобы внести порядок в этот хаос. Но всё было напрасно. Мы сами должны были бежать. С конца 1944 моя семья жила неподалёку от Равенсбрюка. Таким образом я смог забрать её, когда Инспекция КЛ «бежала». Сначала мы отправились на север, на Дарс [154] , черед два дня дальше, в Шлезвиг-Гольштейн. Всегда согласно приказу РФСС. Что мы вообще должны были при нём делать, что мы должны были исполнять на службе, нам не было ясно. Я ещё взял по опеку жену Айке с дочерью и детьми, которые не должны были попасть в руки врагу. Это бегство было ужасно: ночью, без света, по забитым дорогам, с постоянным страхом за оставшихся в машине — ведь я был ответственным за всю колонну. Глюкс и Маурер ехали другим путём через Варнемюнде. В Ростоке у нас застряли два больших грузовика со всей радиоаппаратурой. Они сломались, а когда поломки устранили, противотанковые заграждения закрыли и они оказались в западне.

154

Полуостров на берегу Балтийского моря западнее Рюгена.

Днём приходилось бегать из одного перелеска в другой, потому что штурмовики всё время обстреливали этот главный путь отступления. В Висмаре сам Кейтель стоял на дороге и высматривал дезертиров.

По дороге, в одной крестьянской усадьбе мы услышали, что фюрер мёртв. Когда мы об этом узнали, моя жена и я одновременно подумали одно и то же: теперь должны уходить и мы! Вместе с фюрером погиб и наш мир. Имело ли для нас смысл жить дальше? Нас будут преследовать, нас будут везде искать. Мы хотели принять яд. Я приготовил его для жены, чтобы она в случае внезапного прорыва русских приняла его вместе с детьми и не попалась им в руки. И всё же мы не сделали этого ради детей. Для них мы должны были встретить неизбежно грядущее. Но лучше бы мы этого не делали. Позднее я всегда об этого постоянно жалел. Мы, прежде всего моя жена и дети, были бы избавлены от многого. И что им предстоит испытать ещё? Мы были связаны и скованы с тем миром — нам следовало вместе с ним и погибнуть.