Комендантский час (сборник)
Шрифт:
– Тогда, в период эвакуации, поступило распоряжение работникам Ювелирторга самостоятельно вывезти ценности.
– Распоряжение, прямо скажем, не совсем понятное, но сделаем поправку на обстоятельства того времени, – сказал с иронией начальник. – Вот теперь кое-что проясняется.
– Как вывозились ценности из Москвы? – спросил Данилов.
– Ночью, на машине, с инкассаторской охраной.
– Все довезли?
– Сдано точно по акту, копия у меня.
– Мне кажется, товарищи, – начальник встал из-за стола, прошелся по кабинету, – кто-то знал, что ценности
За разговором никто не заметил, как наступило утро. Стало светлеть. Постепенно прохладный ветерок вытянул из кабинета слоистые клубы дыма, и все трое почувствовали, как они устали. Но их работа только начиналась, и никто не знал, сколько продлится она, сколько листов ляжет в папку с надписью: «Дело об убийстве гр-на Ивановского Д.М.».
Звонок телефона известил о начале нового дня. Начальник снял трубку. После первых же слов невидимого собеседника он внимательно поглядел на Данилова.
– Так, – говорил он кому-то, – понятно… Во сколько?.. Понятно. Так… Спасибо. – Он положил трубку, повернулся к Данилову: – Это для тебя, Иван, из Московского управления НКВД. Королев звонил. Машина с похожим номером была в пять утра на Минском шоссе остановлена бойцами КПП, пассажиры оказали сопротивление. В общем, один убит, двое бежали. Пошли кого-нибудь из своих на место. Но главное – связи. Нам нужно отработать все связи Ивановского. Кстати, машина записана за первым автохозяйством Моссовета.
В коридоре Данилов встретил Полесова.
– Ты куда, Степа?
– За шофером, Иван Александрович. В 16-е отделение поступило заявление от некоего Червякова, что вечером у него угнали машину ГАЗ с номером МО26-06.
– Угнали вечером, а когда он заявил?
– Утром.
– Привези его ко мне.
В том, что машину у Червякова никто не угонял, Данилов ни на минуту не сомневался: если угнали вечером, то почему об этом потерпевший не заявил сразу. И, уже сидя в кабинете, Иван Александрович порадовался работе своих ребят. Пока все шло четко, без осечек, но вот что будет потом – неизвестно.
В его комнате хозяйничало утро. На подоконнике сидел воробей и, наклонив голову, смотрел на Данилова круглым глазом, словно спрашивал: ну как, что нового, уважаемый Иван Александрович?
– Ничего нового, брат, – сказал Данилов воробью, – ничем тебя порадовать пока не могу. Ты залетай через месячишко…
Зазвонил телефон и спугнул птицу.
– Иван Александрович, – сообщали из НТО, – все точно, стреляли один раз из «ТТ» и еще три пули – из нагана, причем, судя по рисунку нарезов, две выпущены из одного и того же оружия.
– Следовательно, один из нападавших убил лейтенанта, а другой его родителей?
– Именно так. Теперь о дактилоскопии. Отпечатков очень много, но на шкатулке и шкафу
– Вот что, вы бы их отправили для идентификации в наркомат. Чем черт не шутит, а вдруг там найдутся похожие пальчики.
– Хорошо, сделаем.
Данилов положил трубку, достал из стола блокнот и задумался: «Что же мы имеем, уважаемый Иван Александрович? Пока ничего конкретного. Нужно, видимо, начать с допроса Аллы Нестеровой. Тем более что она ждет в соседней комнате».
Девушка вошла робко и осталась стоять у дверей. Данилов жестом пригласил ее сесть к столу. Некоторое время помолчали. Иван Александрович исподлобья внимательно разглядывал ее. Даже горе и усталость не стерли красок с лица девушки. Розовощекая, с большими синими глазами, черными волосами, она, безусловно, была очень хороша собой. Теперь Данилов понял, почему лейтенант Ивановский просил отпуск. Конечно, не из-за родителей, разве в этом возрасте вспоминают о них. Впрочем, вспоминают и думают, конечно, но лишь появится такая девушка – и все. Как это здорово, наверное, гулять с ней по Москве, держать за руку, думать о ней в вагоне поезда.
– Вы очень устали? – задал первый вопрос Иван Александрович.
– Да. – Алла ответила тихо, одними губами.
– Я вас попрошу, подержитесь еще немного, ваши показания для следствия крайне важны. Ведь вы тоже, вероятно, хотите, чтобы мы поскорее нашли преступников.
– Конечно.
– Вы, наверное, голодны? Впрочем, что я спрашиваю, мы же оба ничего не ели. – Данилов взглянул на часы. – Врачи нам этого не простят. Подождите, я сейчас.
Иван Александрович зашел в соседнюю комнату. За столом покойного Шарапова сидел Сережа Белов. Увидев начальника отделения, он встал из-за стола, аккуратно оправил гимнастерку.
– Слушаю, товарищ начальник.
– Вот что, Сережа, попроси, чтобы мне принесли два стакана чаю, и расстарайся, сообрази чего-нибудь поесть.
– Я уже договорился, в столовой дадут в счет пайка.
– Молодец, только побыстрее, пожалуйста.
Сережа расстарался: чай был ароматный и крепкий.
Первая утренняя заварка, ее еще не успели разбавить в буфете. Они пили чай и ели хлеб с маслом. На этот завтрак, по скромным подсчетам Данилова, пошло два командирских доппайка.
– Я прочитал, Алла, то, что вы написали. – Иван Александрович отставил стакан с недопитым чаем. – Может быть, еще хотите есть?
– Нет, спасибо.
Алла заметно повеселела, и это обстоятельство обрадовало Данилова.
– Так я прочитал, – продолжал он. – Понимаете, вы написали много интересного, но, к сожалению, кое-что придется уточнить. Прежде всего относительно серег. Вы не могли бы их, ну, нарисовать, что ли?
– Попробую.
– Вот вам карандаш и бумага.
Через несколько минут рисунок был готов.
– Так, – сказал Данилов. – значит, это сапфир. Кажется, синий?
– Знаете, такого глубокого синего цвета. А вокруг бриллианты небольшие, но Мария Дмитриевна говорила мне, что они очень старой работы, поэтому дорого ценятся. Они в их семье передаются женам сыновей.