Комендантский час (сборник)
Шрифт:
Начальник МУРа внимательно прочитал рапорт Муравьева. Подчеркнул красным карандашом то место, где говорилось о столкновении Кострова с патрулем, и написал наискось:
«Тов. Парамонову. Муравьеву поставить на вид. Думать надо».
И в самом деле, глупо было начинать операцию, не предусмотрев такой мелочи. Конечно, ничего страшного не случилось, даже наоборот, версия Кострова в глазах «игроков» стала еще более прочной, да и вел себя Мишка в общем правильно, четко сориентировался в обстановке. Но все
Отложив рапорт Муравьева, он ознакомился с бумагой, присланной из отделения Муштакова, и еще раз удивился необыкновенной организованности в этом человеке. Муштакову удалось установить, что Сутулый был неким Фоминым Сергеем Сергеевичем, крупным мошенником и скупщиком золота. Оперативными данными подтверждалось, что именно с ним и был связан Гомельский. Таким образом, пока все развивалось точно по плану.
На столе звякнул внутренний телефон.
– Товарищ начальник, – докладывал Осетров, – сообщение от Данилова.
– Давай.
«НАЧАЛЬНИКУ МУРА
СРОЧНО!
СПЕЦСООБЩЕНИЕ
Совместными с органами на местах усилиями нами обнаружена база бандгруппы Музыки – «ювелиров». Вступив в контакт с подразделениями войск по охране тыла действующей Красной армии, готовим войсковую операцию, о результатах доложу по выполнении.
«Молодец, вот молодец, – подумал начальник. – Как всегда, не торопясь, но точно в срок». В спецсообщении не было никаких подробностей, но он знал точно, что база банды блокирована, что ее участники находятся под пристальным наблюдением и что взяты они будут с наименьшими потерями. Начальник поднял телефонную трубку:
– Муравьева ко мне.
Игорь появился минут через десять. Вошел, доложил по форме, вытянулся у порога.
– Что стоишь? Вырасти хочешь? Хватит уже, эко вымахал. Садись. Ну, чем порадуешь?
– Жду данных.
– Жди, а вот Данилов вышел на банду, брать ее будет.
– Вышел? – обрадованно спросил Игорь.
– Вышел. Но это ничего не значит, ты свое дело делай. Гомельского хоть из-под земли, а представь мне.
– Вы так говорите, товарищ начальник, будто я ничего не делаю.
– Если бы ты ничего не делал, я тебя давно уже из угрозыска уволил бы. А дело я с тебя требую, на то я и начальник. Где Костров?
– Гуляет по рынку.
– Один или с Зоей?
– Один. Страхуем его тремя группами.
– Серьезно. Прямо как коронованную особу. И долго он с бытом Тишинки знакомиться собирается?
– Это как повезет.
– Ох и смел ты, Муравьев, не по чину смел.
– А у меня другого выхода нет.
– Тоже
– Хочу туда поехать.
– Не надо. Ты операцией руководи. Получай данные и решения принимай. Пойми, что ты не просто старший уполномоченный, а руководитель операции. Привыкай. Руководить – наука трудная, если делать это как следует.
И опять зазвонил телефон. Начальник снял трубку, молча выслушал, потом поманил пальцем Муравьева:
– Это тебя, – и протянул ему трубку.
– Игорь Сергеевич, – голос Муштакова звучал приглушенно, – сейчас мне передали: Костров находится в пивной на углу Большого и Малого Кондратьевских переулков, только что к нему подошел Фомин.
Костюм на нем был шоколадного цвета, с чуть заметной клеточкой. Брюки что надо, тридцать сантиметров, рубашка из крученого шелка, галстук. Особенно хороши оказались ботинки: тупоносые, простроченные, темно-вишневые, ну и, конечно, буклевая кепка-лондонка.
Все, что надо было, Мишка переложил в карманы, пистолет засунул за пояс сбоку. Теперь по переулку он шел спокойно. День будний был, народу немного, не то что в прошлый раз. Но наметанным взглядом Костров сразу определил: крутится кое-кто здесь. Выросший в блатном мире и познавший его законы, Мишка безошибочно научился отличать своих бывших «коллег» от нормальных людей.
На углу сидела старуха и торговала семечками. Мишка хотел было купить стакан, да раздумал. Новое обличье удачливого налетчика делало свои поправки на его поведение. Он должен был теперь соизмерять поступки в соответствии со своей «воровской профессией». Солидный блатной не может себе позволять того, что разрешает какая-то мелкота. Вот папиросы он купил у инвалида с пропитым лицом – за тридцатку пачку «Казбека». Инвалид, протягивая папиросы, внимательно поглядел на Мишку.
– На мне нарисовано чего или как? – спросил Костров.
– А что, глянуть нельзя, вроде новый человек…
– Ты гляди осторожно, – Мишка распечатал пачку, постучал мундштуком папиросы по крышке и улыбнулся, блеснув золотой коронкой, – а то вполне можно сделать тебе полное солнечное затмение.
– Ты чего это? Чего? – Инвалид попятился.
– А ничего. Знаю я вас, убогих. Сам на костыле, а к куму раньше других добегаешь.
Он повернулся и пошел не спеша вдоль трамвайных путей к Курбатовской площади. День выдался нежаркий, иначе бы пропал он в своем шоколадном костюме и кепке. Небо заволокло тучами, вроде собирался дождик.
«Скорей бы, – думал Мишка, – кончить это дело да Ритку с ребенком повидать. Вот ведь как получается: стоит сесть на трамвай – и через полчаса дома, да никак нельзя этого делать. Правда, Данилов, прощаясь, обещал, что выхлопочет мне отпуск, а Иван никогда не врет. Кремень мужик: сказал – сделал».
Мишка вспомнил о Данилове, и ему стало тревожно: зря он уехал из райцентра. Там, видно, дела веселые начались, не то что здесь: гуляй по улице да на баб глазей. И в том тяжелом деле ему захотелось непременно быть рядом с Даниловым. Но тот просил его найти Гомельского, и он, Костров, обещал, а раз обещал, значит, найдет.