Кометы Оорта
Шрифт:
— Очень просто, — трезво отозвалась мать. — Землянам нужна пшеница, Дек. Им не особенно-то нужен ты.
Единственной лазейкой в этом непроницаемом барьере оставалось то, что самому Марсу требовались марсиане в Оорте, и не только по причине того, что их заработки помогут сбалансировать выплаты. Так что учебные места существовали. Их было немного, но вполне достаточно для того, кто был достаточно умен и готов работать достаточно много.
Таким образом, Деккер учился вдвое упорнее остальных, что и показывали его оценки. Учеба означала, что Оорт выглядел вполне возможным, а тем временем у Деккера появилась работа — поскольку
Профессией Деккера стала работа третьего пилота на междемном малом дирижабле, хотя на этой стадии Деккеру нечасто удавалось подержать в руках штурвал. «Бортпроводник» было более точным описанием его занятия, поскольку главной его задачей было удостовериться, что все пассажиры в порядке и не причиняют неприятностей. Однако он получил квалификацию, чтобы взять в свои руки контроль за дирижаблем, если по чистой случайности первый и второй пилоты посреди полета упадут замертво. И тем не менее это была достаточно ценная работа: она хорошо оплачивалась, даже если и платили за нее в марсианской валюте; она позволила ему объездить — или точнее облететь — весь Марс от Северного Полюса до самых дальних демов на замерзающих южных плато; и она позволяла ему встречать значительное количество интересных людей, многие из них были молодыми женщинами, которые были счастливы познакомиться с ним поближе.
Этим преимуществом Деккер наслаждался. Нельзя сказать, что у него была девушка в каждом порту, но портов он посещал немало. Кроме того, эта работа давала ему неплохой начальный опыт по пилотированию корабля-корректировщика в Оорте.
А потом шанс его сократился почти что до невидимости.
Случилось так, что на земном рынке произошла мелкая паника. Ничего серьезного, по крайней мере, для большинства землян. Несколько спекулянтов разорилось, несколько других внезапно сильно разбогатели, но подобные вещи случаются сплошь и рядом.
Однако когда Земля чихает, у Марса начинается воспаление легких. Паника пришлась на неудачное время. Как раз должен был выйти новый выпуск Бонов, и на временно нестабильный земной рынок они попали по заниженной подписной цене. Земные куэс всегда были скудны, а теперь поток их почти совсем иссяк. Импорт был резко урезан, с собственного рынка Марса исчезли любые предметы роскоши — хотя колония землян процветала, как и прежде, а от одного из самых ценных излишеств, программы обучения, пришлось просто отказаться.
В чем Деккер действительно мог считаться мастером, в чем еще могут быть мастерами все марсиане, иначе как бы они выжили на такой планете? — было умение извлекать лучшее из того, что у него есть, и не тратить времени оплакивать то, чего у него нет.
Потеря надежды на Оорт естественно оказалась ударом, но у Деккера была совсем иная жизнь, чтобы ее прожить, и все силы он на это и тратил. К тому времени, как ему исполнилось одиннадцать — девятнадцать или что-то около того по земным стандартам — он не только продвинулся до второго пилота, но и заслужил медаль. По крайней мере, то, что марсиане давали друг другу в качестве медалей. Это была небольшая зеленая розетка, и присуждалась она за храбрость.
На Марсе немного можно было найти обладателей медали за храбрость по двум причинам. Во-первых, для того, чтобы жить здесь, требовалось столько мужества, что казалось бессмысленным суетиться еще и из-за дополнительной храбрости. Другой причиной было то, что каждый раз, когда кому-то приходилось проявлять это небольшое количество дополнительной храбрости, происходило вследствие того, что кто-то другой делал что-то особенно глупое и опасное. Как например, забыть закрепить перед полетом вентиль бака с кислородом на дирижабле Деккера. Так вот они и парили на высоте трехсот тысяч метров над Валлес Маринерис, а их драгоценный водород пузырьками улетал прочь. Кроме возможной опасности для самого корабля, проблема заключалась и в самом водороде. Слишком трудно он доставался марсианам, чтобы позволить ему так испаряться впустую.
Так что оставалось делать амбициозному третьему пилоту, стремящемуся подняться на ступеньку повыше? Это стоило ему уха, потому что пришлось прижиматься к — наружному баку и проклятая обжигающе-холодная субстанция летела мимо его ранимой головы, но ухо в конце концов можно заменить. Это принесло ему повышение и розетку — разумно удачный обмен.
Но до Оорта все же было невероятно далеко.
Иногда во время ночных полетов, когда пассажиры спокойно спали, и капитан позволял другому пилоту заступить на вахту у штурвала, Деккер забирался в купол дирижабля и просто смотрел на кометы, дюжины и дюжины комет, которые начинали заполнять небеса и светиться меж звезд. Он не испытывал жалости к себе, не углублялся в жалобы на упущенные возможности, а просто смотрел на кометы и думал о том, как интересно должно быть там в Оорт ловить ценные кометы и отправлять их падать по направлению к Марсу.
На Марс теперь еженедельно приземлялось по несколько комет, иногда даже по две в день. Об атмосфере планеты говорить пока еще не стоило, хотя пыльные бури становились гораздо плотнее и чаще, но каждый раз, когда дирижабль Деккера проходил над тем местом, куда незадолго до того упала комета, он видел огромные кратеры, возникшие при ее ударе о землю. И иногда ему даже удавалось уговорить себя, что да, действительно видится что-то вроде тончайшей дымки на дне этих кратеров. И пилоты в такие дни утверждали, что дирижабль плывет чуть выше обычного. Атмосферное давление, уж конечно, должно было повыситься на миллибар-другой.
А потом однажды, когда Деккер болтал с хорошенькой пассажиркой в холле небольшого дема в Улис Патера под названием Коллинс, ему позвонила мать.
— Мне нужно поговорить с тобой, — сказала она. — Возвращайся домой.
И ничего больше не добавила.
Таким образом Деккер взял пятидневный отпуск и направился в Сагдаев. В последнее время он нечасто виделся с матерью, поскольку ее выбрали представлять Сагдаев в Ассамблее — скучная и при этом тяжелая работа, заключающаяся в попытках заставить дела планеты течь плавно — а это означало, что она никогда не бывала дома. Он надеялся, что она его встретит, но первый, кого увидел Деккер у выхода из шлюза для пассажиров, был Тинкер Горшак. Тинкер казался обеспокоенным и, только завидев Деккера, расплылся в приветственной улыбке.
— Привет, парень, — сказал он. — Мать хотела бы поговорить с тобой.
— Это я знаю. О чем?
Тинкер напустил на себя загадочность.
— У нее есть право самой рассказать тебе об этом. Слушай, я хотел спросить, Тсуми прилетел ведь не на твоем корабле?
— Тсуми? Нет. Я не видел его уже несколько месяцев. Разве он здесь?
— Будь он здесь, разве я бы тебя спрашивал? Считалось, что маленький негодяй в школе в Санпойнте, но они позвонили позавчера, чтобы сказать, что он пропускает занятия. Он водится с компанией, которая мне не нравится, Деккер. Я позвонил всем его друзьям, — всем, о ком я знал, — и просил их сказать ему, чтобы он немедленно приехал, так чтобы я его выпорол, но…