Комик
Шрифт:
– Я не ожидал, чтобы все это сошло так недурно. Вы очень хороши, Никон Семеныч, в драматической поэзии.
Затем следовала песня "Оседлаю коня" Дарьи Ивановны и качуча - Фани. Хозяин настоял, чтоб и они прорепетировали, и привел по этому случаю известную пословицу: Repetitio est mater studiorum [27] . Дарья Ивановна, аккомпанируя себе, пропела свой chef d'oeuvre и привела снова в восторг Никона Семеныча, который приблизился было к ней с похвалою, но в то же время подошел к молодой даме Мишель, и она, отвернувшись от трагика, заговорила с тем. Фанечка подсела к комику.
27
Повторение -
– Как вы хорошо играете, - сказала она, - лучше всех нас; вы поучите меня играть?
– Наша пиеса не пойдет, - отвечал тот.
– Отчего же?
– Она очень дурно выполняется.
– Но вы хорошо играете.
– Я один ничего не значу.
– Фанечка, тебе танцевать качучу; переоденься, моя милая, в другой костюм, - произнес Аполлос Михайлыч.
Фани убежала в свою комнату и когда явилась, то была уже одета совершенно по-балетному, даже в трико, которое нарочно купил для нее Аполлос Михайлыч в Москве. Дарья Ивановна села играть за фортепьяно. Впечатление, произведенное танцами Фани, было таково же, как и прежде. Трагик качал от удовольствия головою; Матрена Матвевна делала ей ручкой; комик смотрел на девушку гораздо внимательнее, чем в первый раз.
Актеры разошлись очень поздно, оставив хозяина в совершенном утомлении. Пришед в свой кабинет, Аполлос Михайлыч бросился в свои покойные кресла.
"Ох, творец небесный, как я устал! Вот пословица говорится: охота пуще неволи; ах, как все они мало искусство-то понимают: просто никто ничего не смыслит!" - произнес он сам с собою и, будучи уже более не в состоянии ничего ни думать, ни делать, разделся и бросился в постель.
V
ХЛОПОТЫ АНТРЕПРЕНЕРА
На другой день Дилетаев лежал еще в постели, когда подали ему письмо от Рымова, в котором тот отказывался играть и писал, что у него больна жена и что комедия, в которой он участвует, так дурно идет, что ее непременно следует исключить.
– Вот тебе на!
– проговорил Аполлос Михайлыч, совершенно пораженный. На кого была надежда, тот и лопнул. Завидно вот, почему моя пиеса идет лучше всего. Какое это дьявольское артистическое самолюбие! С простыми людьми, право, легче составлять спектакли; те по крайней мере не умничают, а исполняют, что велят. Велика фигура - мещанин какой-то, и тот важничает!
Но и простые люди вышли не лучше комика: судья тоже прислал записку, в которой напрямик отказывался и уведомлял, что он завтра же отбудет в отпуск в губернию.
Дилетаев не выдержал и, разорвав обе записки на мелкие куски, бросил их на пол.
– Вот вам люди!
– продолжал он, обращаясь к окну, из которого виднелась городская площадь, усыпанная, по случаю базара, народом.
– Позови обедать, так пешком прибегут! Покровительство нужно, - на колени, подлец, встанет, в грязи в ноги поклонится! А затей что-нибудь поблагороднее, так и жена больна и в отпуск надобно ехать... Погодите, мои милые, дайте мне только дело это кончить: в калитку мою вы не заглянете...
Размыслив хорошенько, Аполлос Михайлыч о судье уже не жалел, потому что тот и по характеру был большой невежа, да и играть совершенно не умел; но комика Дилетаев поклялся не выпускать из рук, вследствие чего тотчас ж спросил себе одеваться, велел закладывать лошадь и проехал
– Виноват...
– проговорил Аполлос Михайлыч, попятившись назад.
Комик вскочил и толкнул жену ногою. Та вскрикнула и убежала.
– Сделайте милость, не беспокойтесь. Я приехал на два слова: побраню вас и уеду, - проговорил гость, между тем как оконфуженный хозяин решительно не находился, как бы поправить свой туалет.
– Позвольте, - произнес он, хватаясь за пальто и натягивай на себя.
– Опять повторяю, не беспокойтесь, - проговорил гость, - артистам друг с другом нечего церемониться. Во-первых, супруга ваша не больна; во-вторых, комедия идет бесподобно; стало быть, все препятствия разбиты мною в прах, и, следовательно, вы не скроете и не закопаете вашего таланта, а блеснете им во всей красе.
– Нет-с, я не могу играть, Аполлос Михайлыч, - возразил комик.
– Вы можете, и вы будете играть.
– Помилуйте, сделайте милость, не беспокойтесь: мой муж не так здоров... зачем же ему себя изнурять, - произнесла, выходя, Анна Сидоровна в сильном волнении.
– Муж ваш, сударыня, здоров, вы тоже; все обстоит благополучно, поэтому они будут играть, а вы будете любоваться. Мне очень совестно, что вы не пожаловали на нашу первую репетицию. Я, в моих хлопотах, совершенно забыл послать за вами экипаж; но вперед этого уж не будет.
– Благодарю вас; я не охотница, - произнесла она отрывисто.
– Вы, кажется, Виктор Павлыч, сами говорили, что больны, и, кажется, не молоденький ломаться. Что же это такое? Кто вас ни позовет, вы сейчас соглашаетесь, - прибавила она, обращаясь к мужу.
Комик стоял нахмурившись; Дилетаев вышел из терпенья и пожал плечами.
– Я имею, сударыня, дело не с вами, а с вашим мужем, - заметил он.
– Не угодно ли вам, Виктор Павлыч, по крайней мере объяснить мне, почему вы не желаете участвовать в нашем спектакле. Общество у меня собрано приличное и вас никоим образом не может компрометировать. Если вы недовольны пиесой, то и это опять несправедливо. Вы сами ее очень хвалили. Я, с своей стороны, готов бы даже был уступить вам свою роль из моей комедии, которая действительно идет очень хорошо. Но сами согласитесь: я автор и писал ее нарочно для себя. Кроме того, Виктор Павлыч, я позволяю себе вам заметить, что у меня играют люди благородные, которые и не сродны к этому делу и заняты другими обязанностями; но они, желая доставить мне удовольствие, играют. Я должен прямо вам сказать, что в последствии времени мог бы быть полезен для вас.
– Нам, бедным людям, не след мешаться между благородными, - возразила Анна Сидоровна.
Но Аполлос Михайлыч не обратил никакого внимания на ее слова.
– Сделайте милость, господин Рымов, решите мое сомнение, - отнесся он к комику.
– Я отказываюсь потому, что эта пиеса не может идти, - отвечал тот.
– Отчего же не может?
– Оттого, что никто не играет.
– Вовсе нет-с, напротив: все играют, а ролей только еще не знают. Разве Фани не играет? Разве Никоя Семеныч не отчетливо хорош в Кочкареве?