Комиссар Дерибас
Шрифт:
— Вы зачем приехали в Москву?
— В командировку, — не моргнув глазом, ответил Федоров. — В моих документах это указано.
Дерибас достал из папки личные документы Федорова, отобранные при обыске, и углубился в чтение:
«Действительно на шесть месяцев.
УДОСТОВЕРЕНИЕ
Предъявитель сего, тов. Д. Ф. Федоров, назначен уполномоченным по Тамб. губ. по закупке лошадей, фуража и предметов гужевого инвентаря
Для выполнения возложенных на уполномоченного тов. Д. Ф. Федорова обязанностей ему предоставлено право входить во все необходимые соглашения с властями и учреждениями по всем вопросам, связанным с закупкой лошадей, заготовкой фуража и приобретением гужевого инвентаря, а равно отгрузки по ж. д. для отправки таковых по адресу:
Петроград, для Автогужа. Главуполномоченный (Таубе)».
Далее перечислялись права, которыми может пользоваться Федоров. Они были неограниченными, и все органы Советской власти обязаны были оказывать ему содействие…
Дерибас покачал головой и взял в руки другое удостоверение:
«Секретно
УДОСТОВЕРЕНИЕ
Дано сие Д. Ф. Федорову, уполномоченному по Тамб. губ. отдела автогужевого транспорта Петроградского Совета нар. хоз., в том, что имеющиеся при нем крупные денежные суммы выделены отделом автогужевого транспорта Петросовнархоза на закупку лошадей.
Ввиду изложенного прошу согласно удостоверению отдела автогужевого транспорта Петросовнархоза от 20 апреля 1920 г. за № 6012665 всем советским властям оказывать полное содействие уполномоченному Д. Ф. Федорову в охране вверенных ему, принадлежащих Республике денег, что подписями и приложением печати удостоверяется. Заведующий конторой (Таубе)».
— Да-а… Сильные у вас документы! — закончив читать, произнес Дерибас. — А что же это у вас гражданин Таубе выступает в двух лицах: главноуполномоченный и заведующий конторой? Кто же он в действительности?
— Я — уполномоченный, а Таубе — заведующий конторой. — Федоров отвечал отрывисто и резко.
— А что за суммы денег указаны в удостоверении?
— Два миллиона рублей, которые были отобраны у меня при задержании.
— Так вы привезли эти деньги в Москву для закупки лошадей? Каких же лошадей вы можете купить сейчас в разоренной Москве? Скорее, вы могли бы это сделать в Тамбове.
— Я хотел попытаться…
«По-видимому, с этой стороны к нему не подойдешь, — подумал Дерибас. — Времени на то, чтобы вести длительные дискуссии о арестованным и изобличать его шаг за шагом нет! А доказательств его вины более чем достаточно». Дерибас повел разговор более решительно:
— Вы связаны с антоновской бандой. Это установлено точно! Расскажите, когда и где вы установили эту связь?
Федоров побледнел. Если до сих пор у него еще и теплилась надежда на то, что удастся выкрутиться, то теперь все
— Ни с какой бандой не связан. Я советский служащий и приехал в Москву для выполнения служебного задания. Это подтверждается документами.
— Ну что ж, не хотите говорить — будем вас изобличать. Надеюсь вы, как юрист, понимаете, что это значит. Сейчас я отправлю вас в камеру, и вы еще подумайте.
Было два часа ночи, когда Дерибас зашел к Самсонову. Начинался рассвет.
— Придется тебе, Тимофей Петрович, опять переодеваться и завтра выступать в роли деникинца. Нужно изобличать Федорова. Добровольно рассказывать он не хочет.
— Ну этого и следовало ожидать.
Когда Дерибас пришел домой, наступило утро. Небольшие облака розовели под лучами солнца. На деревьях весело щебетали воробьи.
Выпил чашку чаю, лег в кровать и сразу уснул. Спал недолго, а проснувшись, сразу заторопился на службу. Вызвал Федорова.
— Может быть, одумались и сами будете рассказывать? — спросил он.
Арестованный, насупившись, смотрел куда-то в сторону.
— Мне нечего рассказывать.
Дерибас позвонил по телефону:
— Введите арестованного Завидова.
Федоров вздрогнул и уставился на дверь.
Через несколько минут два чекиста ввели к Дерибасу Самсонова, одетого так же, как тогда, когда он выступал в роли деникинского офицера. Состоялась короткая очная ставка. Уже через несколько минут Федоров заявил:
— Хорошо. Я расскажу все. Но прошу, чтобы мои показания учли на суде.
— Напишите заявление. Я передам его в суд, — сухо ответил Дерибас. Дал ему бумагу и ручку. — Пишите на имя начальника секретного отдела ВЧК.
Вскоре на столе Дерибаса лежало заявление:
«Если будет постановление меня расстрелять, то я заранее примиряюсь с этим постановлением.
Но если принять во внимание мое чистосердечное признание, то я по справедливости подлежу оправданию.
В случае оправдания я не желаю возвращаться в Тамбов, а прошу оставить меня или в Москве, или дать возможность переезда в Вятку или какой-нибудь другой город, по усмотрению ВЧК. Конечно, от дальнейшей политической деятельности после неудачно произведенного опыта я отказываюсь.
Для того же, чтобы моя жена, Н. И. Федорова, имела возможность с вещами сменить местожительство, прошу дать ей возможность получить в Тамбове до места назначения вагон-теплушку, если возможно, бесплатно… Д. Федоров».
Дерибас прочитал заявление, и его охватил гнев. «Сволочь! — подумал он, но не произнес ни слова. — Зверства антоновских бандитов, сотни замученных большевиков и советских активистов, подготовка правительственного переворота — все это для него только неудачно произведенный опыт! К тому же ему еще нужна теплушка для перевоза личных вещей в то время, как не хватает транспорта для подвоза продуктов и люди голодают!» Наконец Дерибас тяжело вздохнул, положил заявление в папку и спросил: