Комиссар
Шрифт:
— Так что же, Никита Алексеевич?
Тот пожал плечами
— Вы, — обратился он к двум крестьянам, — заберитесь на тот уступ, если увидите, что выходит комиссар, стреляйте в спину. Вы втроем караульте здесь, остальные в рощицу. Этого, — он кивнул в сторону Захара, — тоже туда волоките.
Устроив засаду, крестьяне стали ждать.
…
— Слышишь как тихо, — сказал Кирилл волшебнику. Тот мрачно посмотрел на него, ничего не ответил. — Голова за вас, ясное дело, вот только скольких он с собой приволок. А с тобой что делать прикажешь?
Волшебник продолжал молчать.
— Не знаешь? Ну, тогда не обижайся, — Кирилл в полсилы ударил колдуна рукоятью пистолета в затылок.
Оторвав широкий клочок рукава рубашки, Кирилл плотно затянул израненный голеностоп, меч снял с пояса, повязал себе за спину, схватив двумя руками винтовку, стал подниматься по ступенькам наверх, к выходу из подвала. Не торопился, подождал, когда глаза привыкнут к свету, сконцентрировался и произнёс простенькое заклинание, пытаясь вызвать морок. Сомневался, что получится: обет молчания он хранил недолго, произнес много ненужных слов. Всё-таки вышло — в воздухе материализовался двойник Кирилла. Даже с полувзгляда было понятно, что это не человек, но крестьяне нервничали, могли спутать.
Не успел двойник подняться из подвала, как прогремела канонада выстрелов, фантом растворился, но этого было достаточно. Над входом в подвал не меньше двух человек, в кустах на пригорке пряталось ещё как минимум трое. Оттолкнувшись здоровой ногой, комиссар прыгнул, придав себе вращательный момент. Развернувшись в полете спиной к прятавшимся в кустах, он сразу заметил затаившихся над выходом крестьян, которые растерянно смотрели туда, где только что растворился его двойник. Целиться из винтовки было неудобно, но в полете он успел выстрелить трижды, одного убил с ходу, второго серьезно ранил — крестьянин застонал, выронил ружье, хотел отползти, да неуклюже грохнулся вниз с надстройки, на которую они с его сообщником забрались. Упал неудачно — шмякнулся головой об угол ступеньки, пробрил череп, вероятнее всего умер.
Кириллу некогда было интересоваться судьбой бедолаги, он перевернулся на живот, стал стрелять по прятавшимся на пригорке крестьянам. Стрелял практически наугад, стараясь в памяти воспроизвести траекторию пуль, направленных в его двойника. Ему опять повезло, — после пятого выстрела один крестьянин завопил, двое других побросали ружья, бросились убегать. Вовремя — в винтовке у Кирилла остался один патрон. Тут в него стали стрелять со стороны рощи. Пули ложились кучно, Кирилл чудом успел укрыться за стенами подвала. Попробовал встать на больную ногу. Больно, но терпимо. Успеет добежать до рощи? Другого выбора не оставалось. Выбросив винтовку, комиссар выхватил меч, набрав полную грудь воздуха, выскочил на пригорок, вращаясь, рывками передвигаясь из стороны в сторону, нарезая зигзаги по неудобной каменистой почве, претерпевая боль, он поднимался к роще.
Стрелки оказались опытными, не палили напропалую, выжидали, залпы стали давать только когда Оболенский подобрался очень близко. Сразу две пули достигли цели — левое плечо вспыхнуло огнем, обожгло правый бок. Кирилл потерял концентрацию, кувыркнулся наугад, сумел откатиться в сторону, укрыться за деревьями. Откуда не возьмись появился крестьянин, направил ружье, выстрелил, но комиссар отреагировал, сместившись и метнув меч. Клинок пронзил грудь несчастного, он рухнул. С проворством и грацией пантеры Кирилл подскочил к телу, не обращая внимания на кровь, сочившуюся из плеча, заливавшую спину, вытащил меч, перемещаясь от одного
Вот он возник за спиной одного, нанёс размашистый удар, перерубив крестьянину позвоночник. Находившиеся рядом оказались слишком неповоротливыми для комиссара, не успели наставить свое ружье на Кирилла, как он рассек одному шею, другому отрубил челюсть, заставив визжать от чудовищной боли, захлебываться кровью. Когда же оставшиеся открыли огонь, комиссар метнулся за дерево, пули разрезали воздух. Но вот он снова возник, размахивая клинком, словно жерновами смертоносной мельницы. Замертво повалился еще один крестьянин, судорожно хватаясь за перерезанное горло, завопил другой, прижимая к груди перерубленную руку, ружье третьего взорвалось у него в руке, будучи рассечено размашистым ударом, край лезвия вонзился в грудь четвертого, кромсая плоть и кости, словно хлеб, пятый бросился было бежать, но выверенный удар в левую часть спины заставил застыть его на месте.
Еще один, залп, но комиссар опять растворился среди деревьев. Хоть многие из крестьян и прошли через фронт Мировой войны, они никогда не сталкивались с человеком, который холодным оружием был способен перебить десяток вооруженных ружьями мужчин. Нервы не выдержали, крестьяне бросились прочь из рощи, выбежали на открытую местность, остановились метрах в тридцати, на пригорке, дрожащими руками направляя стволы в сторону, рощи. Из тридцати человек, пришедших сюда, в живых оставалось от силы двадцать. Испуганный голова приставил нож к горлу Захара, безумными выпученными глазами вглядываясь в рощу, закричал:
— Хватит, Оболенский. У нас твой человек. Сдавайся, или мы перережем ему глотку.
В ответ тишина.
— Никита Алексеевич, давай отдадим его! — взмолился один из крестьян. — Этот же, — крестьянин ткнул стволом ружья в сторону рощи, — нас всех убьет.
— Замолчи! — приказал не меньше его напуганный голова. — Слышишь, Оболенский! — снова заорал он, стараясь держаться уверенно. — Прикончим твоего дружка, а потом и до тебя доберемся.
— Это вряд ли, — прозвучал на этот раз громкий и уверенный ответ. — Вы, конечно, можете убить Захара. Но со мной так просто не выйдет. Уже должны были понять.
— Так что, готов пожертвовать жизнью своего товарища, ублюдок?! — заорал голова, теряя самообладание.
— Правильно, Кирилл Ваныч! — выкрикнул Захар. — Не сдавайтесь им!
Голова зарычал, толкнул Захара в спину, ногой ударил в висок. Тут же из рощи прогремел выстрел, один из крестьян, стоявших рядом с головой, упал замертво. Перепуганные селяне попадали на землю, даже не помышляли о том, чтобы начать отстреливаться.
— Я не договорил! — донесся стальной озлобленный голос комиссара. — Вы можете убить Захара и если так поступите, я перестану относиться с моему заданию, как к формальности и стану мстить. У меня здесь как минимум пять двухзарядных ружей, хватит, чтобы перебить почти всех вас. Я бы мог сделать это уже, но пока меня сдерживает тот факт, что наркомату обороны нет до вашего села никакого дела и мне не поручали наводить здесь порядок и устанавливать власть Народного Собрания. Однако со смертью Захара все переменится. Более того, я не ограничусь убийствам тебя и твоих приспешников, — голос повысился, слова звучали страшнее канонады артиллерии. — Я вырублю всю вашу деревню! Детей, женщин, парней, девушек — всех! Убивать буду у тебя на глаза, Никита Алексеевич, тебя прикончу последним, четвертовав! Трупы выброшу в реку, а Оболенское выжгу дотла. Никто и никогда не вспомнит о том, что здесь когда-то жили люди. Никто и никогда! — с надрывом в голосе повторил он. — Вот что будет, если Захар умрет.