Комитет Тициана
Шрифт:
Напряжение от того, что они оказались вовлеченными в расследование убийств, стало сказываться на других, еще оставшихся в живых членах комитета. Поначалу все относились к допросам с высокомерием и их, за исключением Ван Хеттерена, как будто мало трогала гибель Мастерсон. Но смерть взялась не на шутку и неизменно выбирала их брата-искусствоведа, и все заметно разнервничались.
Первым была очередь грузного Ван Хеттерена; он примостился в тонконогом кресле в своей неопрятной комнате и ощущал себя ничуть не лучше, чем в начале недели. Напротив, выглядел куда хуже.
Он допрашивал членов комитета в надежде взглянуть на дело под новым углом и добавить какие-то данные к тому, что они уже знали, а не потому, что не доверял Флавии. Упаси Боже! Боттандо просил ее помочь с языком во время разговора с Миллером. Но с Коллманом и Ван Хеттереном мог справиться сам, пока она занималась другими аспектами работы.
— А я считал, что дело закрыто, — удивился Ван Хеттерен. Оба собеседника были грузными людьми и с трудом разместились в крохотном помещении. — Почему нас здесь держат? Мне надо уезжать отсюда самое позднее в понедельник.
— Неужели ваше расписание настолько важно?
Голландец сверкнул на Боттандо глазами и вдруг почти добродушно улыбнулся:
— Я веду себя эгоистично? Извините. Прискорбно думать о работе в подобных обстоятельствах. Но я возненавидел это место. И к тому же очень сомневаюсь, что вы когда-нибудь найдете, кто убил несчастную Луизу.
— Однако есть такие вещи, которые требуют нашего внимания. — Боттандо рассказал, что произошло со старым искусствоведом, и Ван Хеттерен, казалось, был искренне потрясен.
— Но вы же не считаете, что это один из нас убил старину Жоржа?
— Старину Жоржа убили. Так почему это не мог сделать один из вас? Кстати, где были вы, когда совершалось преступление?
Ван Хеттерен неохотно признался, что ходил на прогулку в Альпы. Последний выходной. Да, он один. Нет, никто не может подтвердить, что он не ездил в Балазук. Но он туда не ездил.
— Понятно. Жаль. А в тот вечер, когда убили Робертса и пропали картины?
— В своей комнате. Тоже один. Слишком был подавлен и переживал смерть Луизы, чтобы чем-то заниматься и с кем-то видеться. Другими словами, никакого алиби.
— Ах вот как, — произнес Боттандо самым нейтральным тоном, на который оказался способен. — Похоже, доктор, вы очень чувствительный человек.
— А что, это разве удивительно? — едко ответил тот. — Погибают мой лучший друг и любимая женщина, потом еще двое коллег, и подозрение явно падает на одного из нас. И скорее всего правильно. Не знаю, под каким номером я значусь в вашем списке подозреваемых, но хочу сказать: ни при каких обстоятельствах я бы не причинил Луизе зла. Вы мне верите?
Боттандо уклончиво пожал плечами:
— Будьте благоразумны — что тут еще сказать? Но если вам от этого легче, признаюсь, я не верю, что это вы убили Мастерсон. Удовлетворены?
Ван Хеттерен кивнул, хотя совершенно не успокоился.
— Вы знали, что Мастерсон интересовалась картиной, которая принадлежала маркизе ди Мулино? — продолжал генерал.
Смутно, признался голландец. Год назад, когда Лоренцо давал прием и когда они были в самых теплых отношениях, Луиза игриво показала на портрет и спросила, что он о нем думает. И Ван Хеттерен ответил, что полотно не обладает никакими достоинствами, на что она только рассмеялась.
— А дальше? — спросил Боттандо.
— Дальше ничего. Это все. Мы тогда немножко подвыпили. Вечеринка в тот раз удалась. Хорошая еда, музыка, много спиртного, красивое окружение. Она долго рассматривала портрет, а потом высказала немного странную точку зрения: интересное лицо. И спросила, что я об этом думаю. Нехороший человек, но интересный. Я ответил, что это какое-то школьное определение. А она сказала, что над полотном стоило бы поработать.
— Что она имела в виду?
— Я решил, расчистку и реставрацию. Картина была грязной и неухоженной. Луиза рассмеялась и предложила вернуться к ней в комнату отпраздновать ее проницательность. Так мы и поступили. В тот день она была в очень хорошем построении. Такой я ее никогда не видел. — Ван Хеттерен вспоминал с явной мукой.
— Вы упомянули моей помощнице, что Мастерсон собиралась писать отзыв на доктора Миллера?
Голландец кивнул.
— Она говорила об этом кому-нибудь еще?
— Уверен, что нет. Я сам узнал об этом только потому, что увидел у нее на столе черновик. Если честно, ома просила меня никому не рассказывать — призналась, что отзыв будет положительным, но не видела причины, почему до этого кому-нибудь должно быть дело. Не хотела, чтобы ее склоняли за то, что она помогла серости занять должность. Сам я считал, что она должна написать то, что думала, но Луиза была слишком для этого мягкой.
Боттандо понимаюше кивнул.
— Мастерсон упоминала о своей встрече с Браллем в Швейцарии? Рассказывала о своей поездке в Милан? В Падую? — На все его вопросы следовали отрицательные ответы. Голландец понятия не имел, что Луиза так много ездила в последние дни своей жизни. Хотя нисколько этому не удивился. Она была очень занята. Вот в чем заключалась проблема.
С Миллером тоже удалось разделаться быстро, хотя ничего интересного он не сообщил. Во время разговора он все время вытирал полотенцем мокрые волосы и объяснил, что только что искупался. А затем добавил, что плавает ежедневно.
Боттандо внимательно осмотрел его комнату, подолгу задерживаясь на каждой вещи. Пока не пришла довольная на вид Флавия, они изъяснялись на странном англо-итальянском жаргоне. Генерал не мог не отметить, что для человека, который столько лет занимался итальянской темой, Миллер говорил по-итальянски на удивление плохо. В день убийства Мастерсон явно не он отвечал по телефону Пианте.
Боттандо спросил американца, как долго тот намерен оставаться в Венеции, и получил ответ, что Миллеру не терпелось как можно скорее отбыть домой. Он и так задержался, а события последней недели нисколько не увеличили его шансы на победу в борьбе за должность. Как ни старался Миллер придать голосу беззаботность, чувствовалось, что он едва не сходит с ума — так ему хотелось занять это место. Флавия спросила об отзыве, который написала о нем Мастерсон. Ей почему-то не давал покоя этот вопрос. Миллер ворчливо ответил, что ясно представляет, что наговорила о нем его коллега.