Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина

Набоков Владимир Владимирович

Следующая строфа (LIII) продолжит историю, начатую в I–II. Она продлится в еще одной строфе (LIV), — и все это будет в рамках прямого повествования в главе Первой (пять строф: I–II, LII–LIV).

¹²в деревню.В этом смысле деревня означает поместье, имение, владение, наследственную собственность, а не «село», как «переводчики» понимают его здесь и во всем романе («село» или «села» во времена крепостного права могли быть важнейшей частью имения, но это само собой разумеется). Сам Пушкин в своей переписке, когда писал по-французски, был склонен использовать бросающийся в глаза русицизм «mon village» (например, письмо к Анне Керн, 25 июля 1825 г., по-французски: «…лучшее, что я могу сделать в моей печальной деревне <de mon triste village>, —

это стараться больше не думать о Вас») вместо правильного «mon bien» или «ma propri'et'e», или же «ma campagne» (терминов, которые он и его приятели помещики использовали повсюду). Татьяна тоже поэтично использует слово «деревня» в своем письме (глава Третья), в котором ситуация Пушкин — Анна Керн, так сказать, повернута наоборот (см. также коммент. к главе Второй, I, 1).

LIII

Нашелъ онъ полонъ дворъ услуги; Къ покойному со всхъ сторонъ Съзжались недруги и други,   ⁴  Охотники до похоронъ. Покойника похоронили. Попы и гости ли, пили, И посл важно разошлись,   ⁸  Какъ будто дломъ занялись. Вотъ нашъ Онгинъ сельскій житель, Заводовъ, водъ, лсовъ, земель Хозяинъ полный, а досель ¹²  Порядка врагъ и расточитель, И очень радъ, что прежній путь Перемнилъ на что нибудь.

^1–7 В этой строфе, в которой Пушкин трактует тему смерти в духе торжествующий веселости, очень отличающейся от лирического эсхатологизма следующей главы, посвященной Ленскому, читатель насладится забавным рядом аллитераций в строках 1–7, усиленным весомым двойным пропуском ударений

в строках 4 и 5 — редко встречающимся ритмом и исключительно редким в соседних строках:

Нашел он полон двор услуги; К покойнику со всех сторон Съезжались недруги и други, Охотники до похорон. Покойника похоронили. Попы и гости ели, пили И после важно разошлись…

Аллитерирующие элементы в эти строках таковы:

ол, ол; по, по, по, по, по, по, по; охо, охо, охо; ли, ли.

Эти повторяющиеся звуки пронизывают следующие слова:

нашел, полон;

полон, к покойнику, похорон, покойника похоронили, попы, после;

охотники до похорон, похоронили;

ели, пили.

Компоненты слова «похоронили» здесь, кажется, просто веселятся.

Один вопрос в связи с этим пассажем беспокоит меня с детства. Как могло случиться, что соседи Онегина, Ларины, не присутствовали на похоронах и поминках, ощутимое эхо которых, как кажется, встречается в Татьянином сне (глава Пятая, XVI, 3–4), когда она слышит крики и звон стаканов «как на больших похоронах».

⁸делом занялись.В этом стереотипном обороте «дело» означает нечто имеющее ценность, смысл, тогда как под «бездельем» («лень», «ничегонеделание») подразумевается противоположное.

¹⁰Заводов, вод, лесов, земель.«Воды», «леса» звучат подобно «Eaux et for^ets» французского чиновничества. Слово, завершающее строку, делает ее окончание несколько неубедителным: целое ковыляет вслед за частями. «Заводов», «вод» — отмечено какой-то слишком бросающейся в глаза аллитерацией. Слово «завод» имеет много значений; «фабрика» или «мастерская» кажутся достаточными здесь, но остается еще несколько возможностей. «Заводы», принадлежащие богатому собственнику того времени, могли включать в себя любой вид мастерской или мельницы, так же как и конный завод, разведение рыбы, винокуренный, кирпичный завод и т. п.

LIV

Два дня ему казались новы Уединенныя поля, Прохлада сумрачной дубровы,   ⁴  Журчанье тихаго ручья; На третій, роща, холмъ и поле Его не занимали бол, Потомъ ужъ наводили сонъ;   ⁸  Потомъ увидлъ ясно онъ, Что и въ деревн скука та же, Хоть нтъ ни улицъ, ни дворцовъ, Ни картъ, ни баловъ, ни стиховъ. ¹²  Хандра ждала его на страж И бгала за нимъ она, Какъ тнь, иль врная жена.

Очаровательно нарисованная фигура на левом поле идентифицирована Эфросом (который на с. 133 «Рисунков поэта» воспроизводит черновик 2369, л. 20) как Амалия Ризнич (1803–25) в шали и капоре. Ее спокойная поза, положение рук подсказывают проницательному Эфросу мысль о ее беременности (она родила сына в начале 1824 г.). Тот же комментатор идентифицирует красивый профиль на правом поле как профиль ее мужа, Ивана Риз-нича(р. 1792).

³Прохлада сумрачной дубровы.Я перевел «дуброва» (произносилось также «дубрава») как «park» и «роща» как «grove». Слово «дуброва» едва ли уже пригодно к использованию сегодня. Оно имеет поэтическое, псевдоархаическое, искусственное звучание.

В дуброве преобладают лиственные деревья (хотя не обязательно дубы), в то время как вечнозеленые произрастают в «бору».

Во времена Пушкина и ранее слово «дуброва» употреблялось как для обозначения «общественного парка», так и — менее удачно — парка частного: величавые аллеи деревьев в дворянских усадьбах. Слово использовалось также неточно в смысле «небольшого леса». Лес из дуба — «дубняк», а не «дуброва».

⁴Журчанье тихого ручья.Ср. у Филиппа Депорта (1546–1606) в «Молитве во сне»: «[маленький ручей] сладко льющийся», — к которому устоявшийся русский эпитет «тихоструйный» близок, но не так, как был бы близок эпитет «тихотечный».

См. также Андре Шенье, «Уединение»:

Il ne veut que l'ombre et le frais, Que le silence des for^ets, Que le bruit d'un ruisseau paisible… <O, как бы я хотел от шума вдалеке Среди лугов и рощ в укромном уголке Иметь смиренный кров и воду ключевую. Пер. Е. Гречаной>.

Отметим, что этот тихий ручей находится в онегинских владениях. Есть много бьющих ключом, лепечущих, журчащих, шумящих ручьев, потоков, ручейков, бегущих по рощицам западноевропейской поэзии, с их источником в (Вергилиевой) Аркадии, в Сицилии, в Риме и с их слезливейшими ответвлениями в приглаженной и подстриженной итальянской, французской и английской поэзии шестнадцатого, семнадцатого и восемнадцатого столетий; и всегда неизменно рядом находится прохладная тень листвы.