Комментарии к жизни. Книга первая

Кришнамурти Джидду

Отделенные, цепляясь за отделенность, пробуют установить взаимоотношения с остальными, которые также замкнуты в себе. Но такие попытки неизменно увеличивают противоречие и боль. Чтобы избежать этой боли, умные люди изобретают терпимость, каждый присматривает за его собственным забором самоограждения и старается быть добрым и щедрым. Терпимость исходит от ума, не от сердца. Вы говорите о терпимости, когда вы любите? Но когда сердце пусто, тогда ум заполняет его своими хитрыми приспособлениями и страхами. Где есть терпимость, там нет никакой общности.

Нет никакого пути к истине. Истина должна быть обнаружена, но никакой формулы для ее открытия нет. То, что имеет формулу, это не истина. Вы должны отправиться в путь по морю, не отмеченному на карте, а это не отмеченное на карте море и есть вы сами. Вы должны отправиться в путь, чтобы обнаружить себя, а не соответствовать какому-либо плану или образцу, ибо тогда никакого открытия не будет. Открытие приносит

радость, не вспоминаемую, сравнивающую радость, а радость, которая является вечно новой. Самопознание — это начало мудрости, в спокойствии и тишине которого существует неизмеримое.

Осознание

Было видно огромные облака, похожие на вздымающиеся белые волны, а небо было безмятежным и голубым. Много сотен футов ниже того места, где мы стояли, был синий залив в форме изгиба, а вдалеке был материк. Это был прекрасный вечер, спокойный и свободный, а на горизонте из парохода валил дым. Апельсиновые рощи протянулись к подножию горы, и их аромат наполнил воздух. Вечер становился синим, как это всегда и происходило, и сам воздух стал синим, а белые дома потеряли свою яркость в этом нежном цвете. Синева моря, казалось, пролилась и покрыла землю, и горы в вышине были тоже прозрачно синими. Это был очаровывающий вид. Стояла полнейшая тишина. Хотя были некоторые вечерние звуки, они были в пределах этой тишины, они были частью этой тишины, как и мы. Эта тишина делала все новым, смывая столетия нищеты и боли из сердец предметов. Глаза прозрели, и ум принадлежал той тишине. Заревел осел, и эхо заполнило долину, а тишина вобрала в себя и это. Конец дня был смертью всех прошедших дней, и в этой смерти было возрождение без печали прошлого. В необъятности тишины жизнь была новой.

В комнате ожидал человек, желая обсудить некоторые вещи. Он был странно напряжен, но сидел спокойно. Он был, очевидно, городским жителем, и из-за его шикарной одежды он казался довольно неуместным в этой маленькой деревушке и в этой комнате. Он говорил о своей деятельности, трудностях его профессии, тривиальности семейной жизни и важности его желаний. Со всеми этими проблемами он справлялся так же легко, как любой другой. Но что действительно беспокоило его, это были его сексуальные аппетиты. Он был женат и имел детей, но у него был еще кто-то на стороне. Его сексуальная озабоченность стала очень серьезной проблемой для него и почти сводила его с ума. Он разговаривал с некоторыми докторами и аналитиками, но проблема все еще существовала, а ему нужно было, так или иначе, добраться до ее сути.

Как жаждем мы решить наши проблемы! Как настойчиво мы ищем ответ, выход, средство! Мы никогда не размышляем над самой проблемой, но с волнением и беспокойством нащупываем ответ, который неизменно самоспроецирован. Хотя проблема создана нами же, мы пробуем найти ответ на нее где-то вне. Искать ответ — означает избегать проблемы, что и хотят сделать большинство из нас. Тогда только ответ становится существенным, а не проблема. Решение не приходит отдельно от проблемы, ответ находится в проблеме, а не далеко от нее. Если ответ отделен от главной сути проблемы, то мы создаем другие проблемы: проблема, как понять ответ, как выяснить его, как претворить его в жизнь и так далее. Поскольку поиск ответа означает побег от проблемы, мы запутываемся в идеалах, убеждениях, переживаниях, которые являются самопроецированными. Мы поклоняемся этим самодельным идолам и поэтому все более смущаемся и утомляемся. Найти выход сравнительно легко. Но понимать проблему трудно, это требует совершенно другого подхода, подхода, в котором нет никакого скрытого желания ответа.

Свобода от желания найти ответ важна для понимания проблемы. Эта свобода дает спонтанность полного внимания. Ум не отвлечен никакими вторичными вопросами. Пока существует конфликт или противостояние проблеме, не может быть никакого понимания, поскольку этот конфликт — отвлечение от проблемы. Понимание существует только тогда, когда есть общность, а общность невозможна, пока есть сопротивление или раздор, страх или слепое принятие. Нужно найти правильное отношение к проблеме, что является началом понимания. Но как возникнет правильное отношение к проблеме, когда вы только заинтересованы в избавлении от нее, что означает найти ей решение? Правильное отношение означает общность с ней, а общность не может существовать, если есть активное или пассивное сопротивление. Подход к проблеме более важен, чем сама проблема. Подход определяет проблему, результат. Цель и средства для ее достижения неотделимы от подхода. Подход определяет судьбу проблемы. Как вы расцениваете проблему — вот что самое важное, потому что ваше отношение и предубеждения, ваши опасения и надежды отразятся на ней. Осознание без необходимости выбора способа вашего подхода даст правильное отношение к проблеме. Проблема создана вами самими, так что ответ должен быть в вас. Вы и проблема едины, а не два отдельных процесса. Вы есть проблема.

Действия «я» являются пугающе монотонными. «Я» —

это скука. Оно бессмысленно, бесполезно и внутренне изнуряет вас. Его противоречивые желания, его надежды, расстройства, его реальности и иллюзии приводят в восторг, но все же они пусты. Его действия приводят к его собственной усталости. «Я» вечно поднимается и вечно падает, вечно преследует и вечно расстраивается, вечно приобретает и вечно теряет, и из этого утомляющего бессмысленного круговорота оно вечно пробует убежать. Оно убегает через внешнюю деятельность или через удовлетворение иллюзий, через алкоголь, секс, радио, книги, знания, развлечения и так далее. Его способность порождать иллюзию всеобъемлющая и всеохватывающая, а эти иллюзии являются самодельными, самоспроектированными. Они — это идеал, идолопоклонническая концепция мастеров и спасителей, это будущее в виде способа самовозвеличивания и так далее. В попытке убежать от своей собственной монотонности «я» гонится за внутренними и внешними ощущениями и возбуждениями. Они заменяют для «я» самораскрытие, в этих заменах «я» надеется забыться. Ему это часто удается, но успех только усиливает его собственную истощенность. Оно гонится за одной заменой, затем за другой, а каждая из них создает свои собственные проблемы, свои собственные конфликты и боль.

И внутри, и снаружи мы ищем самозабвения. Некоторые прибегают к религии, другие к работе и деятельности. Но нет никакого способа забыть о «я». Внутренний или внешний шум может заглушить «я», но оно скоро вновь даст о себе знать в иной форме, под другим обликом, так как то, что подавляется, должно вырваться наружу. Самозабвение через алкоголь или секс, через поклонение или знание поощряет зависимость, и то, от чего вы зависите, создает проблему. Если ради облегчения, ради самозабвения, ради счастья, вы попадаете в зависимость от выпивки или от мастера, то они становятся вашей проблемой. Зависимость порождает собственничество, зависть, страх, а затем страх и его преодоление становится вашей проблемой, беспокоящей вас. В поисках счастья мы создаем проблемы и сами же в них попадаем. Мы находим некоторое счастье в самозабвении с помощью секса, и поэтому мы используем его как средство достижения того, чего мы желаем. Счастье через что-то должно обязательно породить конфликт, поскольку тогда средство значительно существеннее и важнее, чем само счастье. Если я получаю счастье через красоту этого стула, то стул становится очень значимым для меня, и я должен охранять его от других. В этой борьбе само счастье, которое я когда-то обнаружил в красоте стула, совершенно забыто, потеряно, и я остаюсь со стулом. Сам по себе стул имеет небольшую ценность, но я придал ему необычайную ценность, поскольку он это средство к моему счастью. Таким образом, средство становится заменой счастья.

Когда средство для моего счастья — это живой человек, тогда конфликт и замешательство, антагонизм и боль намного острее. Если взаимоотношения базируются только на простом использовании, какими же будут эти взаимоотношения, ну кроме самых поверхностных между пользователем и используемым? Если я использую вас ради моего счастья, разве я связан с вами? Взаимоотношение подразумевает общность с другим на различных уровнях. А разве есть общность с другим, когда он это только лишь инструмент, средство для моего счастья? В таком использовании другого, не ищу ли я на самом деле самоизоляции, в которой, как я думаю, я буду счастлив? Эту самоизоляцию я называю взаимоотношениями. Но фактически в этом процессе нет никакой общности. Общность может существовать только там, где нет никакого страха, а страх и боль терзают тогда, когда есть использование и, следовательно, зависимость. Поскольку ничто не может жить в изоляции, попытки ума изолировать себя приводят к его собственному расстройству и страданию. Чтобы избежать этого чувства ущербности, мы ищем законченность в идеях, в людях, в вещах, и так в поиске замен мы снова возвращаемся туда, откуда мы начали.

Проблемы будут всегда существовать там, где действия «я» являются доминирующими. Необходима постоянная бдительность, чтобы осознавать, которые из них являются и которые не являются деятельностью «я». Эта бдительность — не принудительное внимание, а всеобъемлющее понимание, которое не является результатом выбора. Принудительное внимание придает силу «я», оно становится заменой и зависимостью. Осознание, с другой стороны, не вызвано самопринуждением, оно не результат практики. Это понимание полностью всей сути проблемы, скрытой, так же как и поверхностной. Поверхностное должно быть понято для того, чтобы скрытое проявило себя. Скрытое не может выявиться, если поверхностный ум не утихает. Этот целостный процесс не понять на словах, и опыт здесь не поможет. Словесный поток указывает на тупость ума, а опыт, будучи накоплением, приводит к повторяемости. Осознание — это не вопрос решительности, поскольку целенаправленное побуждение есть сопротивление, которое имеет тенденцию к исключительности. Осознание — это тихое и непреднамеренное наблюдение того, что есть. При таком осознании проблема разворачивает себя, и таким образом она полностью и всецело становится понятной.